— Войдите! — откликнулся дядя, когда я постучал к нему в дверь. Он еще не вставал.
— Разбудил тебя, дядя Эм?
— Нет, парень, я уже полчаса как проснулся. Лежу и думаю.
— Клэр уехала из города… кажется.
— То есть как это «кажется»?
Я сел на край кровати, и дядя, взбив повыше подушку, произнес:
— Рассказывай. Личное можешь опустить, но сообщи все, что девочка говорила про Гарри Рейнолдса. И про Голландца расскажи, и про то, что случилось утром. Начни прямо с того, как ушел отсюда вчера.
Когда я закончил, он заметил:
— Ну и память у тебя, Эд… только в ней, по-моему, пробелы есть?
— Какие пробелы? Да, Клэр не всегда говорила правду о себе, но какое отношение это имеет к нашему делу?
— Может, и никакого. Этим утром — или у нас уже день? — я чувствую себя стариком. Словно мы гоняемся за собственными хвостами без всякого толку. Может, ты соображаешь лучше, чем я. Бассет меня беспокоит, вот что.
— Он не приходил к тебе?
— Нет, потому я и беспокоюсь. Что-то пошло не так, а что, непонятно.
— Почему, дядя Эм?
— Ну как тебе объяснить? Раз ты у нас западаешь по музыке, скажу так: где-то в аккорде затесалась фальшивая нота. По отдельности они вроде верные, но аккорд фальшивит. Не мажор, не минор, не уменьшенная септима, просто фальшь.
— А инструмент не можешь назвать?
— Не тромбон, это точно, но я нутром чую: кто-то нас дурит, и похоже, что Бассет.
— Давай что-нибудь делать!
— Что, например?
Этого я не знал.
— Взрослеешь на глазах, парень, — усмехнулся дядя, — только одну вещь запомни.
— Какую?
— Вытирай губную помаду, когда целуешься.
— Ладно, постараюсь запомнить. Так чем мы сегодня занимаемся?
— А что, есть идеи?
— Нет.
— Вот и у меня тоже. Давай устроим себе выходной и погуляем по Луп. В кино сходим, пообедаем, выберем кабаре с хорошим оркестром, глядишь, перспектива и прояснится.
Так мы и сделали, но настоящего веселья не получилось. Чувство было, как перед штормом — погода вроде ясная, но барометр постоянно падает. Даже на мне это сказывалось, а дядя явно ждал чего-то плохого, не зная, откуда оно явится. Впервые со времени нашего знакомства он нервничал и трижды звонил в отдел полиции, но Бассета не застал.
Мы не обсуждали это и папу тоже не поминали. Говорили о фильме, о представлении, о карнавальном деле. Около полуночи мы расстались — дядя направился к себе в гостиницу, а я домой. Жара вернулась, ночь была душная, завтрашний день обещал быть просто убийственным.
— Ты, Эд? — окликнула мама из своей спальни. Я отозвался, и она вышла в халате, видимо, еще не спала. — Ну, наконец-то явился. У меня к тебе разговор.