От гнева Освальд побагровел, ему захотелось влепить этому наглецу увесистую оплеуху.
— Это ты мне звонил, — произнес он, вспомнив о таинственных угрозах по телефону. — Ты, ничтожество, мне угрожал. Ты думал, я испугаюсь?
Дилан бросил недокуренную сигарету на землю и усмехнулся.
— Игра становится забавной, — заметил он, — значит, не забыли. Вы тогда плохо обошлись с Финбаром. Помните?
Освальд не мог поверить своим ушам — этот самозванец еще и нагло признался в своих выходках.
— Я могу вызвать полицию, и тебя арестуют. Тогда тебе конец.
— Не говорите ерунды, Освальд, — продолжал Дилан. — Вы же знаете, что так просто не отделаетесь.
— Это мы посмотрим.
— Я вас удивлю: вообще-то я не люблю вечеринки, но иногда там случаются интересные происшествия. Кстати, я хотел потолковать с вами об одном деле.
— У меня нет с тобой никаких дел, О’Коннор. — Освальд повернулся, чтобы возвратиться в дом.
— А между прочим, дельце очень выгодное.
Хотя вокруг не было ни души, Дилан заговорил шепотом. Освальд выслушал его и рассмеялся.
— Я никогда не занимаюсь такой чепухой и не пачкаю руки понапрасну, — сказал он. — Даже не надейся втянуть меня в это.
Он бросил сигару и наступил на нее каблуком.
— Поищи кого-нибудь другого, а ко мне больше не суйся.
— С тобой ничего не случилось?
Камилла вошла в студию, одетая под Елену Троянскую. Волосы у нее были высоко забраны двумя черно-белыми заколками. Длинное бледно-лиловое платье подчеркивало красоту ее гладкой кожи. Она остановилась и в недоумении взглянула на сестру, сидевшую в одиночестве у окна при свете маленького торшера.
— Серена, ты меня слышишь?
— Майкл Саркис только что нанес мне визит.
— Что? Сейчас? — переспросила Камилла, вне себя от удивления. — Надеюсь, ты его выставила вон?
— Он просил меня выйти за него замуж. — Серена отвернулась к окну.
Камилла подавилась коктейлем.
— Ничего себе! И что ты ответила?
— Пока ничего. Я ему не доверяю, он может передумать. Посмотри, как он вел себя последние месяцы; от него чего угодно можно ожидать.
Камилла внимательно изучала лицо сестры.
Серена изменилась, повзрослела, стала более сдержанной и рассудительной, не такой импульсивной, как прежде. Но все же это была Серена Бэлкон, женщина, на которую магнетически действовали богатство и власть. Саркис — слишком лакомый кусок для нее, чтобы легко от него отказаться. Вряд ли она с ее характером устоит против искушения получить все сразу. К тому же чем хуже с ней обращались ее любовники, тем сильнее ее тянуло к ним. Вероятно, из духа противоречия.
— Так ты будешь думать?