Затем мы сели и отлично поговорили.
— Я рассказывал вам о затруднениях, что Хенни имел с тем парнем, Валдеманом, — начал Клэйн, после того как они с Фарром решили сознаться, так как им ничего больше не оставалось делать, — и как он одержал верх в их ссоре, потому что Валдеман исчез. Так вот, Хенни приложил к этому руку — он однажды ночью застрелил его и зарыл — я видел это. Гровер был отъявленным негодяем в те времена, он был слишком крутым, чтоб я решился ссориться с ним, поэтому я даже не попытался извлечь что-то из того, что я знал.
Но сделавшись старше и богаче он стал, подобно многим, слабее. И тот случай стал его беспокоить, потому то, когда я встретился случайно с ним в Нью-Йорке, примерно четыре года тому назад, мне не составило труда понять, что он стал довольно малодушным типом. Он рассказал мне, что не может забыть взгляд этого Валдемана, когда застрелил его.
Так что я рискнул и стряс с Хенни пару тысяч. Они мне легко достались, и после этого, всякий раз, как мой карман сдувался, я или шел к нему, или слал пару словечек, и он всегда шел навстречу мне. Но я был осторожен и не хотел слишком давить на него. Я знал, как ужасен он был в прежние времена, и не хотел, чтоб он снова сорвался.
Тем не менее, я, в конце концов, этого добился.
В пятницу я позвонил ему и сказал, что нуждаюсь в деньгах. Он мне ответил, что перезвонит и сообщит, где мы встретимся следующей ночью. Он позвонил в субботу, около половины десятого, и сказал, чтоб я шел к его дому. Я отправился туда, он ждал меня на крыльце, провел наверх и вручил мне десять тысяч. Я сказал, что это последний раз, и я больше никогда не буду беспокоить его — я всегда так говорил, чтоб сделать ему приятное.
Естественно, я хотел поскорее уйти, как только получил деньги, но он, должно быть, решил поболтать для разнообразия, поэтому задержал меня на полчаса или чуть более, нес всякую чепуху о людях, кого нам довелось знать в прежние времена.
Спустя некоторое время я начал нервничать. Его глаза стали такими, какими были в молодости. А потом, он внезапно набросился на меня. Он схватил меня за горло и повалил на стол, моя рука коснулась латунного ножа. Тут решалось — я или он, так что я ткнул его ножом куда получится.
Я победил и вернулся в отель. На следующий день газеты только и говорили, что об этом происшествии, и они были полны трепа насчет кровавых отпечатков пальцев. Это меня поразило! Я ничего не знал об отпечатках, а тут, оказывается, я их оставил повсюду.
И еще я стал волноваться, что Хенни должен был где-нибудь в своих бумагах записать мое имя, и, возможно, он сохранил некоторые из моих писем и телеграмм, хотя они и были написаны достаточно осторожным языком. Так или иначе, а полиция раньше или позже, сообразил я, захочет задать мне кое-какие вопросы, а тут я со своими отпечатками, которые соответствуют кровавым следам, и у меня нет ничего, что Фарр называет алиби.