Утренние газеты, выброшенные на улицы города чуть позже восьми вечера, представляли происшествие в уже известном нам виде.
В одиннадцать мы с О’Гаром решили, что наступила ночь, разошлись по направлению к собственным постелям.
Но наша разлука была недолгой.
Я продрал глаза, сидя на краю кровати в призрачном свете стыдливо выглянувшей из-за горизонта луны. С оглушительно заливающимся телефоном в руке.
О’Гар, его голос:
— 1856, Бродвей! На пригорке!
— 1856, Бродвей, — машинально повторил я, и он бросил трубку.
Окончательно я проснулся, пока вызывал по телефону такси, а затем одевался. Спускаясь вниз, обнаружил, что часы показывают всего пятьдесят пять минут пополуночи. Стало быть, в постели мне посчастливилось провести ровно пятнадцать минут.
По адресу 1856, Бродвей обнаружился трехэтажный дом с крошечной лужайкой, и стоял он в ряду таких же домов, с такими же лужайками перед ними. Только все прочие были темны, а этот сиял огнями из всех окон, а также из распахнутого парадного. В вестибюле дежурил полисмен.
— Привет, Мак! О’Гар уже здесь?
— Только что зашел.
Я прошел сверкающую темным лаком прихожую и увидел спину О’Гара, поднимавшегося по ступенькам.
— Что здесь у нас? — спросил я, когда поравнялся с ним.
— Сейчас узнаем.
На втором этаже мы свернули влево и вошли не то в библиотеку, не то в большую гостиную, занимающую пространство вдоль всего фасада.
На кушетке сидел хозяин дома в банном халате и пижаме. Его обнаженная нога покоилась на стоящем перед ним стуле. Он поприветствовал меня кивком, и я узнал его: Остин Рихтер, владелец кинотеатра на Маркет-стрит. Наше агентство уже работало однажды, с год тому назад, на этого круглолицего лысоватого человечка лет сорока пяти. Дело было связано с укравшим дневную выручку и сбежавшим билетером.
Над ногой Рихтера, ниже колена забинтованной, склонился худой старик, судя по всему доктор. Рядом, держа в руках ножницы и рулон марли, стояла высокая дама в отороченном мехом халате. Дородный полицейский капрал что-то строчил в блокноте, сидя за длинным узким столом. Прижатая его локтем, на ярко-голубой скатерти лежала толстая трость орехового дерева.
При нашем появлении все они обернулись. Капрал поднялся и шагнул навстречу:
— Я слышал, что вам поручили случай с Раундсом, сержант, поэтому и поспешил известить, как только понял, что в моем деле тоже замешаны азиаты.
— Молодцом, Флинн, — ответил О’Гар. — А что здесь стряслось?
— Кража со взломом, а может, только попытка кражи. Преступников было четверо, взломана кухонная дверь.
Голубые глазки Рихтера, сидевшего чрезвычайно прямо, вдруг вспыхнули несомненной заинтересованностью, как, впрочем, и карие женские.