Марлоу в одиночестве вытаптывал лужайку. Он все еще казался измотанным и нервным, однако не без юмора описал тупую высокомерность местной полиции, зловещий вид доктора Стока. Трент, в свою очередь, изложил ему предположение Баннера.
— Он говорил со мной, — ответил Марлоу, — однако его соображения неубедительны, они многого не объясняют. Правда, я достаточно долго жил в Соединенных Штатах, чтобы знать, что такая мелодраматическая месть — вполне возможная вещь. У американцев есть вкус и способности на такого рода дела. Знаете ли вы «Гекльберри Финна»?
— Спросите лучше, как меня зовут!
— Я думаю, самое американское в этом великом произведении — это избавление Тома Сойера от трудного и романтического плана, который он вынашивал долгое время, — плана побега негра Джима. Честно говоря, дело легко можно было организовать за двадцать минут… Все эти ложи и братства, клубы колледжей со своими тайными знаками. И тут же ку-клукс-клан… Американцев все это сильно забавляет, и тут надо размышлять.
— Все это, конечно, может иметь какое-то значение, когда сталкиваешься с пороком, роскошью или преступлением в этой стране. И все-таки есть во мне какое-то раболепное уважение перед рвением сделать жизнь интересней, живой, невзирая на общественное устройство и зигзаги цивилизации… Однако к делу. Раздумья Баннера… Эта идея угрозы, висевшей над Мандерсоном. Попробуйте объяснить мне, зачем ему понадобилось отправить вас в поездку так спешно, среди ночи.
— В десять вечера, если быть точным, — ответил Марлоу. — И учтите при этом, если бы он поднял меня с постели в полночь, я не удивился бы и этому. Таков Мандерсон, национальная его черта, помноженная на характер. Репутация, престиж и немилосердная прямота в стремлении к цели. В данном случае он ждал какого-то важного сообщения от человека по имени Харрис.
— Кто он, этот Харрис?
— Этого не знает никто. Даже Баннер никогда не слышал о нем. Единственное, что я знаю, так это то, что на прошлой неделе, когда я ездил по разным делам в Лондон, мистер Мандерсон велел мне забронировать каюту для некоего Джорджа Харриса на корабль, отплывающий в понедельник. Теперь мне ясно: мистер Мандерсон ждал от Харриса каких-то важных известий секретного характера, их, очевидно, нельзя было передать по телеграфу, и тогда он послал меня.
— Видите, Марлоу, есть у меня в запасе одна маленькая деталь, и вы, очевидно, не подозреваете, что она мне известна. Мартин… он невольно уловил кусочек вашего разговора с Мандерсоном: «Если Харрис там, дорога каждая минута…» Вы знаете, для чего я здесь. Я послан, чтобы вести следствие, и вы не должны на меня обижаться. Можете ли вы теперь повторить, что ничего не знали о деле Мандерсона — Харриса?