Вечером, часов в шесть, к кормушке (окошко с дверцей в двери камеры для выдачи пищи) кто-то подошёл (на лето кормушки в дверях оставляли открытыми по причине духоты в камерах и неодиночных случаев сердечных приступов с летальным исходом из-за этого; кормушка оставлялась открытой и завешивалась нарезанным снизу вверх полосками полиэтиленовым пакетом). Подошедший слегка побарабанил пальцами по двери. Александр, подскочив с нары, сказал мне отойти подальше от двери и, повернувшись спиной к камере и нагнувшись, засунул в кормушку голову. В таком положении он оставался несколько минут, разговаривая с подошедшим. Но о чём они говорили, слышно не было. Через некоторое время Александр выпрямился и, просунув обе ладони сквозь полиэтиленовые полоски, отошёл от кормушки. В одной руке у него была пластиковая бутылка, которую он поставил за железную трубу ножки скамейки. Другая его ладонь была полна полиэтиленовых свёрточков, разных по толщине, ширине и длине. Это была тюремная почта — записка, сложенная несколько раз, с подписанной на верхней стороне фамилией или кличкой (погонялом, погремухой) адресата и аккуратно запаянная в прозрачный полиэтилен от кулька или целлофановую сигаретную упаковку, и называемая малявой. Несколько записок Александр оставил себе, остальные раздал сокамерникам. Даже его помощнику (шнырю) Сергею досталась одна. Видимо, так было оговорено: если человек, принёсший записки — сотрудник СИЗО или обслуживающий персонал из заключённых, — не зовёт кого-то лично, то всю почту забирает главный в камере, старожил или тот, с кем не боятся общаться приносящие малявы (их называли «ноги»).
Больше всех записок получил Студент. Остальные по две-три, и каждый углубился в их распечатывание и чтение. Студент весь вечер посвятил написаниям ответов на малявы и запечатыванию их в целлофан при помощи зажигалки.
Записки в основном начинались со слов «Всем привет, дело такого рода, что в хате нет ни курить, ни заварить» и заканчивались словами «если есть, то пиханите». На что в основном отвечалось: «У нас самих голяк, но если что-то будет, то загоним». Такие малявы в основном шли со строгого режима в следственные камеры первоходов, о которых заботились родные (грели). Но бывали записки и от знакомых, суть которых, правда, в основном сводилась к тому же самому.
Александр провёл вечер в распивании со своим шнырём Сергеем пластиковой поллитровой бутылки самогона. За день до этого он получил передачу, и сейчас под самогонку у него на фанере импровизированного стола были сало и колбаса, нарезанные тонкими кусочками. Он не отказывал Сергею ни в колбасе, ни в сале, но тот угощался очень осторожно. Потом Александр включил телевизор. Я первый раз за почти четыре месяца увидел светящийся экран! Какие каналы смотреть, Александр выбирал сам. Сначала он посмотрел новости, потом какой-то фильм. Затем выключил телевизор и лёг спать. Перед тем, как задвинуть шторку, он сказал Сергею, своему помощнику, чтобы тот с утра наготовил бутербродов и заварил в пластиковую бутылку чай: Александр с утра ехал на суд.