Севиль влюбилась перед защитой дипломной работы. А может, давно уже тайно любила, но только сейчас они с Михаилом начали встречаться. Он был однокурсником, но всегда держался обособленно. Возможно, из-за того, что не разделял интересов своих собратьев-студентов: ему нужно было зарабатывать самому на жизнь и учёбу. Зачёты и экзамены Михаил никогда не покупал и выглядел взрослее и опытнее сверстников. Севили он нравился серьёзным отношением к жизни, спокойным, уравновешенным характером. Ей казалось: в нём есть нечто настоящее, мужское, даже рыцарское. Наверное, в её представлении был некий образ, который, как шаблон, совпал с образом Михаила. Она влюбилась, и это заметили все. Её сестра сначала высмеивала чувства Севили и спрашивала: «Что ты в нём нашла? Он такой скучный и неинтересный». А когда увидела, что у них всё серьёзно и отношения бурно развиваются в сторону свадьбы, вероломно вторглась и увела у сестры жениха. Примитивно, как бычка на верёвочке в своё стойло.
Все были в шоке, а Севиль, с детства привыкшая к эгоизму младшей сестрёнки и, казалось бы, уже выработавшая стойкий иммунитет к её проделкам, в этот раз тяжело заболела. На последнем курсе она вынуждена была взять академический отпуск, и родители увезли её в санаторий. У Севили была тяжелая форма депрессии, и врачи пугали родителей, что обычно из такой депрессии люди уходят в последний путь. В санатории больничного типа Севиль лечили в отделении неврозов. Странно, некоторые до сих пор думают, что душу можно вылечить пилюлями и физиотерапией. Глаза девушки погасли, она ходила как в воду опущенная, без каких либо желаний. Когда родители или подруги приезжали навещать её, то не находили прежней Севили и боялись, что никогда уже не увидят её такой, как раньше.
Она прожила в санатории четыре недели, и не было даже намёка на улучшение в её состоянии, когда случилось неожиданное. В её палату привезли пятнадцатилетнюю девчонку Надю. Та пыталась отравиться, её вовремя откачали и доставили сюда на лечение. Смышленая девочка в первый же вечер выяснила, какие таблетки сильнодействующие, и на следующий день, пользуясь расслабленностью медперсонала, взяла на столе у дежурной то, что её интересовало. Севиль случайно увидела, как Надя, невинно прогуливаясь, доходила до конца коридора, где стоял столик с таблетками и микстурами, и, воровато оглядываясь, поспешно выбирала себе таблетки из множества кучек, разложенных для больных. Девочка пришла в палату и, зажав кулачок в кармане халата, улеглась на свою кровать. Она безмолвно лежала с окаменевшим бледным личиком, а Севиль стояла напротив и не спускала с неё глаз. Куда девались её равнодушие и апатия! Она вдруг почувствовала себя очень взрослой и ответственной за жизнь этой глупой девочки, которая сама не ведает, что творит. Севиль решила: если ей больница не помогла, то она хотя бы не зря оказалась здесь в эту минуту. Она осознала, что не должна допустить, чтобы девочка так запросто сглотнула эту белую горькую горстку, которую сейчас крепко зажала в кулачке, после чего остановится молодое сердечко и потухнут яркие синие глаза на детском личике. Севиль поняла, что остановить девчонку в её намерении — это и есть сегодня смысл её жизни.