— А успеете? — усомнился Минька, оглядывая критическим взором своего пожилого собеседника с изрядной сединой в бороде и явно не атлетической фигурой.
— Не сомневайся, — утвердительно кивнул отец Николай, — успею. Бегом — тут я, пожалуй, староват, а быстрым шагом еще могу.
— Ну-ну… — недоверчиво протянул Мокшев. — Только если не придете вовремя, то оставлю паспорт с билетом первому встречному и поминай как звали.
— Лишь бы были эти билеты, — вздохнул священник и поторопил Миньку: — А вы бегите, не мешкайте, — и перекрестил спину убегающего Мокшева, как бы давая ему свое благословение.
Спортивными достижениями новоявленный бегун никогда не блистал, тем более в легкой атлетике, но тут припустил со всех ног. Обычно он выходил из дома и шел на вокзал не спеша, по пути прощаясь с любимым городом, маленьким райцентром на Рязанщине.
Здесь все было мило его сердцу — родная сто восьмая школа, березки вдоль нее, вымахавшие на добрый десяток метров за то время, что он учился, их когда-то сажали ребята постарше вместе с его сестрой Людой.
Каждый поворот, любой переулок ему был знаком, включая жителей тех домов, мимо которых он сейчас пробегал. Здесь — беглый взгляд направо — он жег когда-то вместе с ребятами костер, чуть дальше играл в прятки, через ограду лазил в больницу, обрывая не совсем спелую иргу, в обилии росшую там вдоль тенистых аллеек.
А вот и книжный магазинчик, куда он в свое время частенько захаживал к радушной тете Нине за новыми учебниками.
Он свернул с Новоряжской на Первомайскую, ведущую к вокзалу. Освещение на ней было чуть хуже, не все фонари горели, зато бежать стало легче, потому что улица делала солидный уклон, как бы приглашая всех жителей города к вокзалу, в который она почти упиралась.
Впрочем, именно сейчас любоваться тихими прелестями своей маленькой родины ему было некогда, и он вновь увеличил скорость, припустив со всей мочи.
Как выяснилось спустя двадцать минут, вовремя успели оба, и сейчас они стояли в ожидании поезда, который устало подошел к перрону, из последних сил протянул состав вдоль тускло освещенной платформы и, будто окончательно выдохнувшись, остановился.
Нужный им вагон оказался почти рядышком, но на нетерпеливый стук в дверь никто не откликнулся. Да и вообще этот вагон производил какое-то неуютное впечатление, хотя внешне почти ничем не отличался от своих железных соседей.
Почти, да не совсем.
У тех внутри чувствовалось какое-то еле уловимое шевеление, движение, ощущалась какая-то жизнь, а этот был словно мертвый — ни малейшего движения, ни намека на хоть какое-нибудь шевеление.