Даже окно в тамбурной двери этого вагона резко отличалось от других. Подернутое густой белой пеленой, будто саваном, оно надежно скрывало все, что происходило внутри.
Настойчивый повторный стук также был проигнорирован, хотя Минька кулаков уже не жалел.
— Да никого там нет. Дрыхнут, поди, заразы. — И Мокшев запустил такую заковыристую тираду в адрес нерадивых проводниц, что даже сам восхитился изреченным экспромтом. — Давайте в соседний вагон, пока дверь открыта, а проводника нет, — предложил он священнику. — А там уж пройдем и в свой. — И он шустро устремился вперед.
Священник старался не отставать от своего молодого попутчика, который вдруг неожиданно затормозил и недоуменно обернулся.
— Да тут пожар, батя, — озадаченно присвистнул Минька, уже вошедший в межтамбурный проход. — Дымище ужас какой густой и…
Свое описание пожара он не окончил, поскольку заметил впереди безжизненно оседающее тело человека, еле видимое в густых белых клубах дыма, и рванулся на помощь.
Вязкие, подобно тугой резине, белые языки тут же охватили его тело, препятствуя продвижению, но Минька упрямо лез вперед и почти добрался до человека, погибающего, как он подумал, от удушья.
Однако запасы воздуха в груди подошли к концу, а вдохнуть свежего Мокшеву почему-то никак не удавалось, и он начал терять сознание, уже понимая, что здесь что-то не так, причем далеко не так, но уже не в силах ничего сделать.
«Как глупо, — подумалось ему в последний миг, и тут же мелькнуло иное: — Хорошо бы было проанализировать этот дымок в нашей лаборатории. Это что же такое при сгорании придает дыму эффект вязкости?»
Отец Николай, видя перед собой столь ужасную картину, сперва в страхе отшатнулся, растерянно перекрестился, затем осенил крестом белые клубы дыма, в которых медленно, как при замедленной съемке, ворочался его недавний собеседник, но потом отважно шагнул вперед.
Поначалу он предвкушал, как спустя полчаса будет изрекать неразумному отроку о том, что сие знамение было не чем иным, как карой господней за кощунственное неверие. Однако длилось это всего несколько секунд. Почти тут же он с ужасом понял, что ситуация из рук вон и на самом деле это испытание господь послал не иначе как ему самому.
«Что ж за дым такой бесовский?» — мелькнуло у него в голове, когда он окончательно изнемог в тщетных попытках поднять руку, чтобы подхватить безвольно падающего Миньку.
Дабы собраться с духом, он начал было читать молитву, однако сумел одолеть всего три слова:
— Отче наш! Иже…
Сознание его постепенно меркло, а вместо дальнейших слов молитвы почему-то лезло на язык некое мерзкое ругательство, которое отец Николай последний раз изрек лет десять назад.