— Ну если отдание воинской чести — тогда убедил, — вздохнул Славка и тут же как-то неловко согнул спину под прямым углом, ворчливо осведомившись: — Хватит, что ли?
— Ниже, ниже, — безжалостно давил голос Константина. — Рукой должен пола коснуться. Вот теперь нормально. А ты, орел, особого приглашения дожидаешься? — обратился он к Миньке, который, нахмурившись, глядел на князя.
— Насколько я помню, — взбрыкнул тот, — отдание воинской чести обоюдное. Вот он тебе отдал, теперь ты ему должен. А иначе нечестно будет.
— Ну не двадцатый же век на дворе! Здесь свои правила! — возмутился непонятливостью Миньки Константин и наконец-то, чуть ли не в первый раз, встретил поддержку со стороны Славки.
Тот отвесил звонкий подзатыльник по вихрастой голове мальчишки и безапелляционно заявил:
— Я, курсант, кланяюсь, а ты, сопля зеленая, еще и в суворовцы не пролез, а туда же, взбрыкивать. В чужой монастырь со своим уставом не ходят — слыхал такое?
— Ну слыхал, — буркнул Минька.
— Тебе же сказано, что унижаться никто не заставляет, а отдать средневековую воинскую честь обязан, коль тебя на службу приняли.
— На какую службу? — не понял Минька.
Константин тоже вопросительно посмотрел на Славку и поинтересовался:
— О чем это ты?
— Неужели не помнишь, как он вчера к тебе просился? Я так думал, что ты его принял, коли с собой прихватил. Но, в конце концов, не поздно и передумать, если он так кочевряжится. Нехай по его спине опять тиун своей шелепугой[48] прошвырнется. — И в ответ на удивленный взгляд Константина широко улыбнулся. — Я это слово уже на третий день пребывания здесь запомнил, после того как ею по мне прогулялись.
— Тогда понятно, почему ты так лихо с тиуном, — кивнул Константин.
Славка иронично улыбнулся, а потом пояснил, что вообще-то деревня, в которой он встретился с Константином, была неизвестно какая по счету, и топал он к ней аж от самого Пронска, где и влетел самый первый раз.
— А ты думаешь, чего я такой всклокоченный? — подытожил он. — Вообще-то психов в спецназе не держат, так что я в двадцатом веке был еще относительно ничего, а вот когда сюда угодил, то тут и впрямь после полутора месяцев скитаний нервы враздрай пришли.
Вячеслав зло прищурился, и в памяти сразу всплыли события полуторамесячной давности, особенно самое начало…
Он тогда даже не успел ничего сообразить, внезапно оказавшись в совершенно незнакомом месте. Вместо ночи яркий день, вместо поезда какая-то площадь, вместо безлюдного перрона уйма народу, а уж про одежду и обувь и вовсе не стоило говорить.
Некоторое время он, остолбенев, разглядывал на себе длинную, чуть ли не до колен, белую рубаху, загадочную безрукавку мехом внутрь и… лапти, которые выглядели особенно дико.