Предполагал он еще, что Купава — ишь, старая любовь вернулась — тихонько нашептывает Константину по ночам разную скверну. Она, известно дело, холопка, вот и печется о подлых смердах.
Но потом понял Онуфрий, что и не в ней дело, ох не в ней, иначе зачем бы князь вызвал Ратьшу. Хорошо еще, что тот задерживается с приездом по причине болезни. Вот бы господь смилостивился, да и вовсе прибрал к себе старого ворчуна.
А может, кто из бояр тайные козни учиняет?
Он подозрительно оглядел всех присутствующих — кто именно?
Завид? Этот может. Нутро у него в точности как его имя. Для него и лошаденка чужая завсегда выносливее, и терем у другого боярина куда как краше, и угодья у него самого хуже, чем у всех прочих.
Хотя нет, Завид из числа возможных тайных наушников выпадает, иначе князь сегодня не взыскал бы с него аж тридцать гривен.
Получалось, что искать надо среди тех, кого Константин не помянул на своем суде.
Тогда остается один Куней.
Неужто он?
— А ты уверен в этом? — где-то вдалеке послышался голос князя.
Онуфрий чуть нахмурился, затем облегченно вздохнул, вспомнил, о чем шла у них речь, и степенно ответил:
— Иначе и быть не может.
— Ну тогда назови своего пращура в десятом колене, — не отставал князь.
Боярин усмехнулся, мол, запросто, потом озадаченно почесал в затылке, крякнул огорченно и виновато развел руками.
— Воля твоя, княже, ан запамятовал я.
— Вот, — назидательно поднял указательный палец Константин. — Так и ты. Внуки еще вспомянут о деде, ну пусть правнуки и их дети, а уж после все — как и не жил ты, боярин, на белом свете, меды сладкие не пил, по земле не ходил, на пирах у меня не сиживал. А его слава, его песни, — он показал на гусляра, — не только внуков наших, века переживут, потому как народ петь их будет да его самого добрым словом поминать.
— Ну и возвысил ты его, княже, без меры, — не удержался, обидчиво возразил Онуфрий.
— И в меру, и по заслугам, — не согласился Константин. — Ибо он правду поет. И о тебе, и обо мне. И когда потомки твои уже забудут, что ты был и жил, другой гусляр им напомнит, споет что-нибудь о твоих деяниях.
— Это о каких же? — нахмурился боярин.
— А какие были у тебя в жизни, о таких и споет, — насмешливо заметил Константин.
— Это как же, что сам захочет? — возмутился боярин.
— Именно так, — подтвердил князь. — И слова его тебе не остановить, не пресечь. Коли что легло в строку песенную — все. Это как печать будет, на всю жизнь и даже после смерти. Кому золотая, кому серебряная, кому из деревяшки простой, а кому… каинова, — веско подытожил Константин, вспомнив слова Доброгневы, сказанные ею в ладье, и внимательно посмотрел в глаза боярину.