Константин еще раз оглянулся в поисках Епифана, но тут мишка, уже настигая несчастного мужика, рявкнул еще раз. Так как в этот момент жертва была всего в двадцати шагах от противоположной стороны полянки, а преследующий ее медведь приблизился почти вплотную к беглецу, рык удался косолапому на славу.
Во всяком случае, жеребец Кости оценил его по достоинству и попятился, после чего, напоровшись на весьма острый и длинный сук дерева, торчавший аккурат на уровне его крупа, окончательно обезумел от страха и метнулся куда-то в сторону.
Не ожидая такого коварства от собственной лошади, Костя по инерции завалился назад.
Где-то через пару секунд поводья вырвались из его рук, а еще секунд через пять, когда он успел разогнуться в седле и обхватить шею коня обеими руками, его ноги умудрились выскочить вначале из правого, а затем и из левого стремени.
Вдобавок ко всему медведь, видимо обрадованный новой забавой, оставил мужика в покое и, решив, что лошадь и всадник на ней по качеству и количеству мяса значительно опережают первоначальный объект охоты, ринулся за ними в погоню.
Косте не оставалось ничего другого, как, держась за конскую шею, крепко зажмурить глаза и пытаться сохранить равновесие.
Сделать это без помощи стремян было весьма и весьма затруднительно, и он поминутно съезжал набок, но каждый раз ухитрялся выровняться в седле.
Безумная скачка продолжалась достаточно долго, и заплутать Константин успел изрядно.
Как позже заметил Ингварь, окончательная вина за то, что Константина не нашли сразу, лежала, во-первых, на медведе, ибо именно он, решив, что добычу ему не догнать, повернул назад и надолго задержал остальных князей.
Во-вторых, виновато было полузамерзшее дымящееся болото, которое Константинов жеребец по счастливой случайности пересек в считаные минуты, причем по единственной возможной дорожке, таившейся под грязной талой водой. Князья же подались в обход, а это заняло у них немало времени.
Поплутав по кустарниковым зарослям еще с полчаса и лишь чудом сохранив от посягательств наглых ветвей в целости и сохранности оба глаза, Костя наконец выехал на небольшую, от силы метров тридцать в диаметре, поляну, более похожую на проплешину. И тут же его конь угодил передними ногами в какую-то яму, тщательно замаскированную накиданными сверху ветками.
Надо ли говорить, что полет Константина был не менее живописен, нежели воздушный таран летчика, а его невольная попытка пробить землю головой выглядела так же бессмысленно, как бодание теленка с танком.
Ко всему прочему он еще за что-то зацепился своим тулупом.