Пропажу разбойник так и не заметил — было не до того. Придя же на место, он свалился в беспамятстве и скончался через пару дней, не приходя в сознание.
А мешочек, занесенный течением под одну из коряг, так и остался лежать на дне, совсем неподалеку от того места, где сейчас находился Константин. Ветхая ткань давно прорвалась, и вода, омывая кусочки серебра, бежала себе дальше.
Другое дело, что ныне серебро существенно отвлекло его от выполнения основной задачи — сожрать, поглотить, уничтожить. И оно отступило.
Временно.
Совсем ненадолго.
Отступило, чтобы впоследствии обязательно вернуться.
Существо, которое нельзя было назвать ни зверем, ни чем иным, никогда не выбирало самостоятельно своих будущих жертв. На это приходил приказ от неведомого и незримого хозяина. Только тогда начиналась охота за очередным жалким двуногим.
Поначалу оно даже не чуяло свою добычу и выжидало лишь случая, когда на поверхности тела жертвы проступит хотя бы несколько пятнышек крови. У каждого она была разная, отличная от других, хотя сходство, и порою очень сильное, имелось.
Оно никогда не знало, чем именно тот или иной не угодил Хозяину, даже не задумывалось над этим, как, собственно, и ни над чем иным.
Смысл жизни его тоже никогда не интересовал. Даже своей собственной.
Его вообще ничего не интересовало.
Существо не знало, когда появилось на Земле, не испытывало ни малейшего желания найти и общаться с себе подобными, да и были ли они на планете.
Мудрые знающие люди на Руси называли его Хладом, но на самом деле у него даже и имени-то не было. Он просто жил и время от времени выполнял получаемый приказ.
И даже тогда, когда Хлад всасывал в себя очередную жертву, никаких эмоций, хотя бы отчасти, пусть очень отдаленно, но напоминающих человеческие, в нем не возникало.
Разве что ненависть — огромная, всепоглощающая ненависть ко всему живому, но ее можно было не брать в расчет, поскольку она в нем была всегда. Более того, она присутствовала в нем изначально. Он был создан с нею, он ею жил…
Но и это чувство разительно отличалось от человеческого, поскольку ни один злодей, даже закоренелый, не испытывает ненависти просто так. Он обязательно находит для нее какие-нибудь причины, пусть хотя бы просто для оправдания этого недостойного чувства.
Да и сама ненависть у человека всегда конкретна, направлена на определенный объект. А главное, что при этом она всегда компенсируется — в большей или меньшей степени — любовью.
Пусть к кому-то одному.
Пусть хотя бы только к себе.
Хлад же не любил никого и никогда.
Даже себя.