Немудрено, что сознание ошеломленной девочки, прожившей всю свою сознательную жизнь в лесной глуши и внезапно оказавшейся вовлеченной в этот бурный водоворот, инстинктивно принялось искать защитника и покровителя, который не замедлил появиться.
В самом деле, ну что она видела, прожив почти всю жизнь со своей бабкой в лесной глуши и почти без людей?
Да, был в ее жизни густой лес, вместе с которым она грустила осенью, терпеливо пережидала зиму, радовалась первому весеннему солнышку и наслаждалась жарким летом.
Была и лесная живность, которая в изобилии бродила в тех местах по своим укромным тропинкам, не пытаясь убежать от маленькой доверчивой смуглянки.
Даже робкая белочка, чувствуя кристальную родниковую чистоту ее сердечка, доверчиво брала с ее рук нехитрый, но вкусный гостинец — корочку хлеба или съедобный корешок, которым Доброгнева щедро делилась с нею.
Ни волк, ни лиса, ни медведь, не раз встречавшиеся ей в непролазных чащобах Волчьего лога, тоже никогда не пытались ударить ее лапой, впиться в горло или проявить хоть малейшую агрессию.
Зато от людей, которых она поневоле научилась опасаться, ей досталось изрядно. Никогда ей не забыть проклятий простоволосой селянки, истово выкрикиваемых у самого порога избушки. С пеной у рта она обвиняла ее родную бабушку в смерти мужа-кормильца.
А разве старуха была виновата в том, что простодушный смерд, получивший от нее горшочек с едким питьем от страшной нутряной болезни, вместо того чтобы по утрам послушно хлебать из него всего по пол-ложки, одним махом опростал его на второй день?
Печальный результат не замедлил сказаться. Уже на следующее утро после принятой сверхдозы он окончательно слег, а еще через два дня умер, оставив безутешную вдову и трех малых сирот.
Помнится, Доброгнева попыталась было выйти из избушки, дабы объяснить этой неразумной женщине, что их вины в этом нет. Ведь бабушка вовсе не опоила его по своей дьявольской злобе адским зельем, в котором не было вовсе ничего колдовского, простой корешок солодки, чуток чистотела, да еще с десяток других корешков, со всем тщанием истолченных и вываренных в ключевой воде.
А если бы она сама его приготовила? Ведь бабушка научила ее уже многому, почти всему, что знала сама, а смышленой девахе, сызмальства отличавшейся необычно цепкой памятью и сообразительностью, дважды повторять одно и то же нужды не было.
Так что ж тогда — она сама стала бы ведьмой? Просто смешно.
Все это она и хотела растолковать вопившей у их низенького покосившегося крылечка женщине, свято веря, что если разъяснить все толком, то человек непременно поймет и досадное недоразумение, к всеобщему удовлетворению, сразу же прояснится.