Ярослав насупился и зло зыркнул на бывшего рязанца, слишком уж метко тот сыпанул соли на незажившее, аж защипало. Что говорить — даже битва на Липице не нанесла его дружине такого урона, как последний разгром от Константина. Уцелело и впрямь всего ничего, и далеко не все из них были самыми лучшими. И впрямь, у кого конек был побыстрее, тот и сумел ускользнуть от погони, а все прочие…
Эх, как же больно вспоминать. Конечно, он и сам виноват. Не надо было кичиться тем, что он по примеру старшего брата Константина берет в свою дружину только самых-самых. Но и стоящий перед ним дружинник тоже не прав. Не стоит тыкать князю в нос таковским. И Ярослав, хмуро уставившись на Гремислава, процедил сквозь зубы:
— Ну вот что. Как я погляжу, язык у тебя справный. Теперь докажи, что и все прочее ему не уступит. Воев своих кликать не стану, потому как уж больно тяжкая вина на тебе висит. Опять же, ведомо мне, что хитер рязанский князь. Почем мне знать — вдруг ты по уговору с ним ко мне заслан. Так что ты теперь должон не просто лихость выказать, а такую, чтоб тебе и дороги обратной не было…
— Сказывай. Ежели токмо оно в человечьих силах, все сполню, — твердо заявил Гремислав.
Вот тогда-то и выставил Ярослав Всеволодович свои условия. Говорил не впрямую, намеками, тщательно подбирая слова, но достаточно ясно, чтобы дружинник все понял.
— Сполню, — кивнул Гремислав. — Токмо для таковского мне еще людишки надобны.
«Ишь каков», — невольно усмехнулся Ярослав и резко отрубил:
— Для таковского тебе ни одного воя из своих не дам. — И мстительно пояснил: — Им свою лихость выказывать ни к чему, да и преданность тоже, так что…
— А мне они и не потребны. Ты иных дозволь взять, из тех, что в твоих порубах сидят.
Ярослав прикусил губу. Натравливать шатучих татей на другого князя — о таком на Руси и не слыхивали. А с другой стороны — кто об этом узнает? Можно ведь прилюдно объявить, что переяславский князь по случаю своего спасения и в память о почивших братьях решил пожаловать головников своей милостью.
И кто с него спросит, ежели они сызнова за старое возьмутся? Только знать им ничего не надо, а что до оплаты, то за этим он не постоит, может и по десятку гривенок каждому отвалить, но только через Гремислава. И недолго думая выдал ему соответствующую грамотку, дозволяющую выпускать любого, кто бы дружиннику ни глянулся…
— Половину сполнил я, княже, — ухмыльнулся Гремислав, на скаку оглядываясь на багровое зарево, которым прощалась деревянная Рязань с непрошеными гостями.
Он самодовольно провел по усам — было от чего возгордиться. Все он продумал, все предусмотрел. Был, конечно, риск, что в Пронске уже слыхали о княжьем суде. Старика-то он подстерег на обратном пути, только почем знать, кто там еще в Ольгове присутствовал из пронских жителей. Однако и им откуда ведать — вдруг князь сызнова явил к нему свою милость и приблизил к себе, причем приблизил не просто так, а в награду за страшное дело — убиение малолетнего княжича.