Ну а далее и сказывать не о чем. Тут для татей самая потеха. Кто бабой норовит успеть попользоваться, прежде чем брюхо ей вспороть, кто дите на меч насаживает, а кто к терему княжому дорогу мечом прорубает — знамо дело, там добыча побогаче. К тому ж вожак уж больно мало времени отпустил на разор и грабеж — спешил сильно.
Женку Константинову Гремислав своим воям убивать запретил. Чуял он, что смерть ее для Константина не горем — избавлением обернется, да отвлекся на последний очажок сопротивления — лично душу отвел, срубив двух дружинников, вот и не углядел за своим лихим народцем. В сердцах кто-то из татей полоснул клинком не глядя — что-то уж больно постыдное кричала вслед горластая баба. Ну кто ж ведал, что то сама княгиня была?
А уже спустя час его умельцы и огня подпустили. Людишки они к этому свычные, так что запалили хорошо, сразу со всех сторон, и занялось дружно — не унять, как ни старайся. Да и дождей, как на грех, последние две недели не было — сушь стояла. Запалили да прямиком на Ожск подались, чтоб огненный петух еще и над всеми княжескими мастерскими победную песню прокукарекал.
Знал Гремислав, где и что у Константина самое дорогое, да по чему ударить побольнее. К тому ж уговор свой с князем Ярославом Всеволодовичем норовил полностью исполнить, потому как от этого зависела и его дальнейшая жизнь. Это ведь только если ты ни в чем не повинен, путь пред тобой свободен — захотел и ушел от одного князя, подавшись к другому.
У Гремислава иное. Он от божьего суда утек, а это не просто трусость, но и признание вины. Скрыть обстоятельства ухода, конечно, можно, вот только надолго ли? Найдутся видоки, донесут, и тогда еще хуже — от одного князя из-за трусости ушел, а второй из-за лжи выгнал. Нет уж, тут лучше все самому при найме рассказать, только немного иначе. Дескать, невзлюбил его Константин-рязанец, вот и придрался к пустяку. Только потому он его и покинул. А что на суде божьем не встал, так посчитал его обидным для чести ратной. Не личит ему с недавним смердом в бою сходиться, да еще на дубинах.
Ярослав некоторое время размышлял, но потом заметил, что, как ни крути, такому уходу все равно одно название, какие бы причины ни выставлялись в оправдание. Потому принимать его к себе резону нет — очиститься надобно. Наслышан он, правда, про его лихость, да мало ли кто про кого болтает, так что будь добр — докажи.
— Мой меч завсегда при мне. Выведи любого из своей дружины, тогда и полюбуемся, — буркнул Гремислав и, не удержавшись — очень уж обидным показался намек князя насчет трусости, — язвительно добавил: — Али у тебя ныне токмо такие вои остались, у коих под Коломной кони резвы оказались?