Наконец, после того как Гремислав посулил полсотни гривен, нашлись двое, скрылись в темноте. Вот только ни один не вернулся.
— Сотню плачу! — гаркнул Гремислав. — Кто?!
Но никто не вышел вперед. Сотня хороша, да вот беда — покойникам гривны ни к чему. С них и двух медных кругляшков на глаза довольно.
— Ты! — указал Гремислав на ближайшего.
Оборванный тать затрясся и упал на колени, истошно взвыв:
— Помилуй!
Но не на того напал. Миловать бывший дружинник как раз не умел, так что спустя миг оборванец уже корчился на земле — по метанию ножей Гремислав был и вовсе наипервейшим. В свое время он даже учил этой хитрости самого князя Константина, а чуть позже, всего несколько месяцев назад, и верховного воеводу.
— Ты! — указал главарь клинком второго ножа на стоящего рядом с оборванцем.
Видя, что тут смерть неминуема, а там, как знать, авось и удастся выжить и вернуться, разбойник обреченно поплелся к пролому, откуда уже вовсю валил дым. Однако он даже не успел дойти до него, как рвануло, причем с такой силой, что тех, кто был несколько ближе, попросту снесло разлетающимися во все стороны обломками камней. Досталось и остальным. Страшный порыв неведомого ветра свалил на землю всех до единого, ну а уж дальше кому как повезло, и те, кто уцелел, помышляли только об одном — дай бог унести ноги, тем более что вдали уже послышался топот копыт княжой дружины.
Да, не был ныне бог милостив к разбойному люду. Он ведь как заповедал — «не убий». А коль ты нарушаешь слово его, стало быть, и тебе самому нечего на этом свете делать, ибо убивец у хорошей власти не на воле гуляет и даже не в порубе сидит — из него, как ни надежны запоры, все едино — убечь можно. Нетушки. Тут самое надежное — мать сыра земля. Из нее уж никуда не денешься. Это уж потом люди стали проникаться к ночному отребью непонятной жалостью, а в старину с татями разговор вели правильный да короткий — либо в бою мечом, либо в плен. Ну тогда тот проживет подольше… на часок-другой — пока не отыщется крепкий сук да не найдется сажени две доброй веревки.
Но и самим душегубам про то было хорошо ведомо, и потому бежали они опрометью куда глаза глядят. Знать не знали, но всем нутром своим черным чуяли, что вои те, кои приближаются к Ожску, ворочаются из-под Рязани, а потому за свой град мстить будут страшно. Тут уж веревки с суком не жди — либо, привязав за ноги, лошадьми растащат, да еще не торопясь, чтоб в полной мере прочувствовал, либо к согнутым деревьям привяжут да отпустят. И что так, что эдак — конец один, страшный и мучительный.