При этих словах у Константина в памяти почему-то вновь всплыла та случайная встреча на заснеженной дороге между Торжком и Тверью, и статная синеглазая Ростислава встала перед ним во весь рост, манящая, зовущая, но, увы, недоступная. И дело было даже не в том, что она — жена его злейшего врага князя Ярослава Всеволодовича. Тут еще куда ни шло, особенно сейчас — он уже вдовец, а она пока замужем, но Ярослав тоже не вечен. Но вот родство…
После возвращения из Ростова Великого он вскользь затронул с одним из священников Рязани эту тему. Лучше всего было бы спросить отца Николая, но тот находился в Киеве, а ждать князь не мог. Разумеется, ничего конкретного он священнику не сказал, просто задал пару вопросов, вот и все. Полученные ответы рязанского князя не обрадовали — церковь строго-настрого запрещала венчать лиц, состоящих в кровном родстве до седьмой степени включительно.
Константин ужаснулся, но не сдался, попытавшись возразить. Мол, порой человек и сам не знает, кто ему доводится четвероюродным братом или племянником, не говоря уж о пятиюродных и так далее, но священник растолковал, что так далеко запреты не заходят, ибо кровное родство подразумевает количество рождений, отделяющих одного человека от другого. К примеру, дочь от отца отделяет всего одно, а вот брат с сестрой находятся уже во второй степени. Соответственно двоюродные по отношению друг к другу пребывают в четвертой, а троюродные — в шестой, так что четвероюродным, которых упомянул князь, запросто можно обвенчаться.
Константин вдохновился и, оставшись один, сразу же принялся загибать пальцы, хотя прекрасно понимал, что количество степеней окажется гораздо меньшим, чем нужно. Подсчет, как и ожидалось, не удовлетворил. Как ни крути, но раз он приходился двоюродным братом ее отцу Мстиславу, получалось всего пять рождений.
Князь вздохнул, отчаянным усилием воли отгоняя милый образ, до боли прикусил губу и хмуро заверил Святослава:
— Да я вообще жениться не буду.
— Все так сказывают, — возразил княжич. — Помнится, Константин, с коим мы под Березовку мчали, дабы татей изгнать, допрежь тоже сказывал, будто его под венец калачом не заманишь, а по слухам, опосля Покрова[158] собирался свадебку сыграть с Марьей, сестрицей Радунца.
— Путаешь ты что-то, — поправил князь сына. — Они ж двоюродные братья. Выходит, что и Марья ему тоже двоюродная. Это ж четвертая степень родства, так что церковь их не обвенчает.
— Ничего я не путаю. Радунец ему и впрямь двухродный, то так. А Марья нет, потому как его батюшка опосля смерти матушки Радунца, коя тетка Константина, на иной женился. Стало быть, вовсе нет никакой степени, — со знанием дела пояснил Святослав и успокоил отца: — Да ты не смущайся. Я уже большой, чай, все понимаю. Ладно, сладимся как-нибудь с мачехой-то.