И тут же князю пришло на ум, что уж кому-кому, но старому Ратьше это должно быть известно точно, так что оставшуюся часть пути он отчаянно нахлестывал лошадь и молился в душе только об одном — успеть, застать воеводу в живых.
Успел, застал, да еще ухитрился попасть в самый разгар разразившегося в тереме Ратьши скандала. Оказывается, тот послал за князем не только для того, чтобы проститься, но и опасаясь, что его последняя просьба окажется неисполненной — очень уж она была необычной. Дело в том, что воевода пожелал, дабы весь похоронный обряд, включая и само погребение, был осуществлен не по христианско-византийскому обряду, но по исконному славянскому.
Об этом он и сказал священнику, пришедшему его исповедать и вытаращившему глаза от услышанного.
— Не хочу рая. Скучно мне там будет. Опять-таки, ежели не примут, что ж мне, до скончания веков в земле гнить? Нет уж, лучше костер. Коль Перун сочтет достойным, в ирии моей душе быть, а нет — пущай она по белу свету летает.
— Одумайся, раб божий! — орал и брызгал в исступлении слюной молодой отец Варфоломей, недавно принявший приход и не успевший привыкнуть к причудам воеводы. — Одумайся! — И он судорожно затряс перед умирающим своим тяжелым крестом. — Покайся, и господь простит тебя.
— А меня не за что прощать, — строго ответствовал Ратьша. — Всю жизнь князю Владимиру Глебовичу верно служил. Да и последний его завет верой-правдой сполнил — сына его вырастил, сберег. — И воевода, довольно заулыбавшись появившемуся в его опочивальне Константину, горделиво заявил священнику: — Эвон он у меня ныне каков! Мыслю я, что ныне сыщется на Руси не много князей, кои надменным владимирцам столь славную трепку учинили бы. На таковское рази что один Мстислав Удатный и сподобился, да и то лишь потому, что он тоже наших рязанских кровей.
«Вот тебе и Надежда Глебовна», — помрачнел Константин.
— А ты чего ныне такой смурной? — не укрылась от воеводы резкая перемена княжеского настроения, и он озабоченно спросил: — Али сызнова ентот забияка недоброе умыслил?
Константин открыл было рот, дабы пояснить, что от сожженной Рязани, благо Ратьша ее не видел в нынешнем виде, не только посмурнеешь, но и… Однако вовремя обратил внимание, как старательно покашливает один из старых соратников воеводы, стоящий подле изголовья умирающего, а второй и вовсе, умоляюще глядя на князя, заговорщически прижимает палец к губам.
«Не иначе как он еще ничего не знает, — дошло до Константина. — Видать, берегут старика его соратники от злых вестей, чтоб перед смертью не омрачить воеводу. Ну что ж, так оно даже лучше. Жаль только, что Мстислав — мой брат, хотя и тут спорно. Может, Ратьша просто не знает всех подробностей».