Слово за слово, и в разговор вступили все. Каждый предлагал свое и, как ему казалось, самое лучшее в такой безвыходной ситуации. Ингварь упорно продолжал хранить молчание. Он внимательно выслушивал каждого из выступающих, но по его невозмутимому лицу, начисто лишенному эмоций, никто из присутствующих не смог бы угадать, к чьей точке зрения склоняется в своем выборе молодой князь.
А предложений было масса. Каждый чуть ли не криком пытался утвердить свое мнение как наиболее разумное в такой ситуации, и лишь Ингварь, время от времени поднимавший свою руку вверх, слегка остужал разгорячившихся собеседников, гася чрезмерный накал затянувшейся дискуссии, хотя и ненадолго.
Дебаты, начавшись еще засветло, грозили перерасти в бесконечные, ибо ни один из спорщиков не хотел согласиться с неизбежным. Бояре и военачальники в одном лишь оказались едины — своему князю идти на поклон к Константину не предложил никто. Наконец Ингварь, решив, что больше ничего нового не услышит, подвел итог.
— Тайно, под покровом ночи идти на прорыв со всей дружиной, а пеших воев бросить ворогу на наживу, значит, самому иудой стать. Негоже это, боярин, — строго обратился он к Онуфрию. — Укрыться за возами, вкруг боронясь, тоже хорошего мало, воевода, — повернул он голову к Шестаку. — Пускай на час-другой дольше простоим, ан конец един будет.
Так одно за другим безжалостно гибли под тяжелыми княжескими доводами все предложения.
— И что же ты надумал, княже? — не выдержал Вадим Данилыч.
— С рассветом я поеду к Константину, — спокойно ответил Ингварь.
— Это ж смерть неминуемая! — возмущенно рявкнул Онуфрий. — Князь ты али овца, на закланье добровольно идущая?!
— Князь я, посему в первую голову должон о людях помыслить. И ежели смерть приму, то о ту пору хоть ведать буду, что через руду мою и дружина, и пешцы спасение получат.
— А мы как же, княже? — тихо осведомился Кофа. — С какими очами пред братьями твоими меньшими предстанем? Что матушке-княгине поведаем? Что не уберегли ее первенца? Что сами его на заклание лютому волку в пасть отдали? Тогда уж ты и меня возьми с собой. Вместе оно и помирать не так боязно.
— И меня тоже, — сразу влез Шестак.
Невысокий, плотно сбитый, неутомимый в бою на мечах, воевода пешцев был сейчас растерян и ошеломлен таким решением Ингваря.
— Брать с собой я никого не буду. Случись со мной беда, вы, бояре, хоть часть воев для сбережения нашего града Переяславля, да сумеете вывести из оных силков. Стало быть, и жертва моя получится не понапрасну, а потому и…
— Погоди помирать, княже, — перебил его Вадим Данилыч. — Допрежь надо об жизни все обговорить, а в гости к костлявой завсегда поспеем. Потому давай помыслим о том, что может князь Константин с тебя затребовать и на что свое согласие дать можно, а чему надлежит противиться до… — тут он запнулся, но все же нехотя договорил, — до последнего.