тако: «Не токмо ежели порознь ворога лютаго встретить — беда смертная всем буде. Ан и вместях спасенья ждать неча, ежели вои ратиться не свычны».
А Константине-княже не токмо всех ратарей обучати повелеша, но и сына свово Святослава отдаша в учебу, дабы и княжич младой тако же возмог постичь все ратныя премудрости…
Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1760 г.
* * *
Судя по туманным отголоскам летописных источников, именно осенью 6725 года (1217 год от Рождества Христова) началось зарождение русского пешего строя — монолитного и непобедимого впоследствии, неуязвимого и страшного для любого врага. Прототипом его была легендарная фаланга Александра Македонского.
К сожалению, переводы трудов древних греков, где подробно повествуется об устройстве войска знаменитого воителя Древней Эллады, до нас не дошли, так что остается лишь гадать, какие авторы были использованы при ее создании. Однако факт, что они в то время существовали на Руси и были переведены на славянский, не подлежит никаким сомнениям. Просто так, на голом месте, при всем уважении к талантливым воеводам и полководческому гению князя Константина, они никогда не сумели бы создать ничего подобного.
Зато творческое переосмысление и блестящее применение воинского искусства древних греков на практике — это уже целиком заслуга полководцев рязанской земли…
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 123. Рязань, 1830 г.
Если обладаешь волей к состраданию, то это лишь шаг к тому, чтобы возобладать и волей к жестокости, — именно в качестве как права, так и долга.
Фридрих Ницше
— Да ты уже вроде все обсказал, — тихо молвил Ингварь. — И как под самими Исадами было, и что далее с тобой приключилось.
— Иными словами, веры у тебя моим словам нет, — нахмурился Константин.
— Сам посуди, — уклончиво отозвался его собеседник. — О ту зиму, кою ты гостил у моего отца, невинно убиенного ныне, — сделав упор на трех последних словах, гость Константина перекрестился и продолжил, — ты тоже много чего рек. Тогда я и впрямь поверил, что от всего сердца слова твои идут. И про то, что которы[45] и при наши надлежит уладить, и что сам князь Глеб пуще всего о том же печется, и… Да что там о пустом, — досадливо махнул рукой он. — Получилось же вовсе не так, как тобой было обещано. Скорее обратное. А ведь отец поверил… — Ингварь скрипнул зубами, но после недолгой паузы нехотя произнес: — Опосля батюшка совет со мной держал, ехати ему али нет. Я ж, дурень, сказал, что будь моя воля, то тотчас свое согласие на такую встречу дал. Как знать, кабы не мои слова, то, может… — Он, не договорив, умолк.