— Вроде бы он говорил не так длинно, — подозрительно заметил Константин, усомнившись в добровольности дара.
— У нас такой язык. Говорим многое, но очень коротко, — нашелся эмир.
— Но я… — неуверенно начал было Константин, однако Абдулла быстро перебил его:
— А еще он говорит, что если ты откажешься взять его, то хозяин этого дома будет очень долго терзать себя иссушающими тело мыслями — за что ты обиделся на него, отказавшись от дара, преподнесенного от всей души. Так? — Эмир повернулся к ученому и вновь что-то коротко произнес по-булгарски. А может, и по-арабски — для Константина оба языка все равно были совершенно незнакомы, а потому одинаковы.
Ибн ан-Нугман, судя по унылому выражению его лица, был несколько иного мнения, но все равно послушно кивнул, соглашаясь со своим эмиром, трясущимися руками взял карту и протянул ее Константину, произнеся на ломаном русском:
— Возми.
Затем он что-то очень долго говорил самому Абдулле, поминутно указывая на небо, на землю и даже один раз на свою пиалу с зеленым чаем.
Выслушав его, эмир вновь повернулся к Константину и коротко перевел:
— Он говорит, что очень рад.
— А сейчас он вроде бы говорил намного длиннее твоего перевода, — заметил Константин.
— У нас такой язык. Говорим немногое, но очень долго, — усмехнулся Абдулла.
— Тогда ты скажи ему, что я прекрасно сознаю, какая величайшая ценность попала в мои руки, буду с ней обходиться весьма бережно и по возвращении непременно верну ее, — попросил Константин, желая хоть как-то успокоить старика.
Эмир послушно перевел сказанное, выслушал очередной старческий монолог, с трудом сдержал улыбку и произнес:
— Он будет молить всемилостивейшего, чтобы ты вернулся невредимым.
На следующее утро небольшой караван из пяти ладей отплыл вверх по Каме. Поначалу берега ее были густозаселенными, так что ночевали русичи исключительно в селениях, жители которых предоставляли им и крышу над головой, и горячий ужин.
Два толмача, приданные эмиром, строго следили, чтобы ни один из пяти десятков путников не остался без подушки и одеяла, чтобы еды хватило на всех, словом, обеспечивали максимально возможный комфорт. Затем селения стали появляться все реже и реже. Людям все чаще приходилось устраиваться на ночлег под открытым небом.
Слева показалась полноводная река, в которой Константин с некоторым замешательством определил Вятку. Конечно, как учитель он был обязан хорошо знать географию и даже неоднократно подменял заболевших коллег, когда географов в школе больше не оставалось, — все так. Но одно дело тыкать указкой в голубоватую извилистую полоску на карте, и совсем другое — пытаться с этими книжными знаниями сориентироваться на реальной местности.