— Я выдержу все. Только ты не медли. И еще одно, — глаза русича закрылись, но ненадолго. Собрав остаток сил, он открыл их, до крови прикусив нижнюю губу, и отчетливо произнес:
— Меня звать Родионом. Я — последний. Если я помру, то накажи государю, чтоб тот пуще всего оберегал синь-камень. Запомнил? Синь-камень! И еще поведай, что Родион… не был трусом… Я бы никогда не бежал, остался бы там и дрался, но я должен был… про синь-камень. И еще… возьми… и передай ему… — Но тут силы окончательно его оставили, и он вновь потерял сознание.
Каргатуй осторожно разжал его пальцы, вынул из них половинку монеты и с любопытством стал ее разглядывать.
Дивиться было чему. Каргатуй видел много таких кругляшков и знал, что на них можно купить. За самый большой — хорошего, хоть и необъезженного жеребца, за тот, что поменьше, — овцу. Этот был совсем маленький.
Такие он тоже видел, но цельные. Этот же кто-то ухитрился разломить почти посередине. В результате у изображенной на нем лошади, на которой сидел всадник, пронзающий копьем большую змею — не иначе как аджаху[200], — теперь не хватало крупа, а у аджахи — хвоста.
И еще одно. Сам рисунок чуточку отличался от изображения на цельных кругляшках. Совсем немного, но зоркий глаз кочевника сразу уловил это различие. Повсюду всадник вонзает копье в тело аджахи, а тут оно устремлено прямо ему в пасть. Чудно.
Как ни посмотри — кругляшок плохой. За такой ничего нельзя купить, потому что он порченый. Зачем царю русичей этот порченый кругляшок? Разве у него мало своих, больших и тяжелых?
Но тут его осенило. Это знак. Он — тайный, но ведом царю. Волк метит свои владения, и другой волк туда не суется, потому что чует. Запах — это волчий знак. А здесь знак — половинка кругляшка.
— Я беру ее только для того, чтобы сохранить, — негромко произнес Каргатуй, обращаясь к неподвижно лежащему Родиону. — Думаю, что ты сам отдашь ее своему царю, потому что такие воины, как ты, бьются до конца. Даже если перед ними стоит смерть.
Возле Биляра их остановил булгарский разъезд. Настороженно вглядываясь в глаза непонятно откуда взявшихся всадников, старший дозора молча выслушал их, затем прошел к русичу, некоторое время задумчиво смотрел на него, после чего предложил заглянуть в Биляр, где есть такие лекари, которые творят чудеса.
— Он все равно не жилец, — встрял в разговор Эремсек. — Каждую ночь он говорит с духом предков и просит помочь ему продержаться, пока он не увидит воеводу Вячеслава, самого царя Константина или… — Он на секунду замешкался, припоминая трудное и непонятное слово, затем произнес, тщательно выговаривая буквы: — То-ро-пы-гу.