— Да нет, — поправил Лешко. — Там все иначе было. Я знаю, потому что сам Конрад мне о том рассказывал. Просто пруссы коварно напали, вот и…
— Это он так рассказывал, — многозначительно произнес Константин. — А на самом же деле немного иначе все случилось.
— А ты от кого это услыхал? — с подозрением уставился Лешко на рязанского князя.
В ответ Константин только неопределенно пожал плечами:
— Не у всех гостей язык крепко привязан.
— Но как же так, — растерянно произнес Лешко. — Даже мне — его родному брату такое неведомо, а тебе…
Еще через пару дней Лешко неожиданно спросил:
— Конрад сказал, что выполнит твою просьбу в обмен на имя того, кто оклеветал его.
— Оклеветал? — удивился Константин, лукаво улыбаясь.
— Ну, подумал не так о том, что случилось на самом деле, — он замялся. — Словом, неправильно тебе все рассказал.
— Имя я его тебе не скажу, — медленно произнес рязанский князь. — Но пусть твой брат не беспокоится. Ты первый об этом от меня услышал, да и то нужда заставила, а тот человек, который мне все сообщил, уже никому ничего не расскажет.
«Конечно, не расскажет, — подумал он. — Этот человек даже еще не родился»[83].
— А имя его не назовешь? — настаивал Лешко.
— К чему оно тебе? Говорю же, что его сейчас нет в живых.
— И все-таки?
— Ну, Дмитрий, — нехотя произнес Константин. — Только пусть Конрад на самих гостей не думает, — тут же предупредил он Лешка. — Не было этого Дмитрия среди них, а от кого он сам это слыхал — он мне не сообщил.
Константин не лгал. Вообще-то, цитируя Иловайского, он крепко рисковал. Приводя этот факт в одном из своих сочинений, историк, обычно добросовестный, ни на кого не ссылался. Он просто написал про взаимоотношения Конрада с пруссами: «Вместо мужественной обороны Конрад стал откупаться от их набегов. По этому поводу рассказывают…» Ну а дальше то, что Константин рассказал Лешку. И ни слова о том, кто именно рассказывает, и вообще — откуда же Иловайский все это взял. Уже по одному этому можно было судить, что источник, которым воспользовался историк, был, мягко говоря, недостоверным. Так что риск и впрямь был немалый, однако — пронесло.
Вот так и получилось, что спустя всего две недели, во время венчания на царство, которое состоялось в Киеве, в храме Святой Софии присутствовали не только князья-подручники, но также Василько, да еще и иноземные господари. Так, царственный скипетр, лежащий на подушечке красного бархата, которую держал перед собой князь Вячко, бережно взял с нее и с низким поклоном вручил патриарху Мефодию сам краковский князь Лешко Белый.