Состав ускоряется, и рейдовая группа убирается из ада, еще больше увеличивается скорость, да, мы не боимся встречного поезда. Не потому, что наши поезда самые поездатые в мире, а потому, что Ивашин имеет приказ, не пропускать составы, идущие с востока, а едущим с запада поездам теперь не до езды, станцию тупо не пройти. Поезд пыхтит, Лечи кричит на машиниста, что бы тот прибавил, проходит время и мы на месте, Ивашин с Хельмутом встречают нас, танки тут же, пленных не видно, видимо отогнали их в лес. Как только поезд останавливается, сержант - ЗАРовец гонит из лесу, наших пленных, что бы разгрузить орудия и минометы с платформ. И в течении пятнадцати минут, все полезное с поезда снято (и свое и чужое), затем, паровоз трогается и на нем укатывают Вахаев с Асатиани, они имеют приказ разогнать состав, спрыгнуть и обратно, а мы их подождем в лесу. Настрадавшуюся паровозную бригаду отпускаем, пусть живут, все таки свои, советские граждане.
Всех пленных накормили дважды, и они полны сил, придется им топать тридцать километров, большинство согласно, ведь теперь они на свободе. А вот предателям не позавидуешь. В лесу на условленном месте оставляю отделение Вахаева, вместе с ганомагом, как-нибудь доберутся, когда кавказцы (чеченец и грузин) их догонят, а мы уходим вперед, у нас почти четыреста человек освобожденных пленных, из них сорок женщины-военнослужащие РККА и около взвода командиров.
Идем исходя из скорости наислабейших из пленных, Ивашин ушел вперед, в машины мы загрузили наиболее женщин и ослабевших, когда один из командиров попытался сесть в грузовик (мотивируя ромбами на петлицах), пришлось пригрозить расстрелом. Ивашин получил приказ передать всех Елисееву, на жесткий фильтр, и колонна транспорта и танков ушла, а мы идем пешком, самые здоровые пленники и предатели шагают под взведенными автоматами, ЗАРОВцев. Если что, я демонстративно (громко и с матом) приказал бойцам не жалеть патронов на врагов народа и предателей Родины.
Через часик нас догоняют вахаевцы, сам Лечи хромает, неудачно спрыгнул с паровоза, зато Тенгиз Асатиани цветет и пахнет, герой, три километра чеченемца тащил на своем горбу, но дотащил. Тут мне от чего-то, кардинально поплохело, я ощутил боль в ноге, и теряя сознание, сползаю на землю...
19 июля 1941 года где то в Белоруссии (в 100-150 км от Брестской крепости)
Очнулся я в землянке, рядом обняв меня, сидит Маша, приговаривая какие-то нежные глупости, напротив меня сидят, посмеиваясь Калиткин с Онищуком, а что со мной случилось?
Маша приказывает мне лежать, и выпроваживает дохтура с хохлом, потом подходит ко мне и говорит: