В груди и в горле застрял какой-то ком и мешает мне дышать. Внутренняя ярость одолевает сердце. Неужели Природа так глупа и безжалостна, что, создав человеческую личность с громадным интеллектом и любовью, вдруг так просто берет и уничтожает ее? Зачем нужна такая жизнь, чтобы появиться в ней на миг, познать радость существования и в следующее мгновение исчезнуть навсегда? Чувство бессилия, тоски, дикой несправедливости охватывает меня. И ничего не сделать. Все бессмысленно.
Это чувство боли и несправедливости, бессмысленности существования жгло мое сердце много лет. Но именно оттуда, от гроба матери начался мой путь к Богу. Он, этот путь, заставлял искать ответы на мучавшие меня вопросы. Потребовалось почти 20 лет, чтобы их найти. И я их нашел. Вот они!
Доктор Ральф Харлоу, профессор колледжа Смита, рассказал о некоем событии, происшедшем с ним и его женой в 1960 году, когда они однажды весенним утром гуляли в лесу под Баллардвилем, штат Массачусетс.
«Позади на значительном расстоянии мы услышали приглушенные голоса. Я сказал Марион, что мы не одни. Марион кивнула и огляделась. Мы ничего не увидели, но голоса как будто приближались гораздо быстрее, чем шли мы сами, и мы поняли, что незнакомцы скоро нас нагонят. Затем нам стало ясно, что звуки шли сзади и сверху, тогда мы посмотрели вверх. Метрах в трех над нами и чуть-чуть слева по воздуху плыла группа поразительных, прекрасных существ, светящихся духовной красотой. Мы остановились и пристально глядели, как они проплывают мимо нас. Это были шесть молодых красивых женщин в развевающихся белых одеждах, поглощенные серьезной беседой. Если они и знали о нашем присутствии, то вида никакого не подавали. Мы совершенно ясно видели их лица; одна из женщин, чуть постарше остальных, была особенно прекрасна. Ее черные волосы были откинуты назад и, казалось, были перевязаны лентой, хотя точно я этого утверждать не могу. Она что-то сосредоточенно говорила женщине-духу помоложе ее, обращенной к нам спиной и глядевшей ей в лицо. Ни Марион, ни я не могли понять слов, которые они произносили, хотя мы и ясно слышали их голоса. Они, казалось, проплывали мимо нас, и их грациозные движения выглядели естественно-мягкими и умиротворенными, как само утро. По мере того как они удалялись, их разговор слышался все слабее и слабее и, наконец, стал совершенно неслышным. Мы стояли как остолбенелые. Наконец, посмотрели друг на друга, как бы задавая друг другу один и тот же вопрос. „Идем“, – сказал я жене и повел ее к поваленной березе. Мы присели, и я сказал: „Ну, Марион, что ты видела? Расскажи мне все точно, со всеми подробностями. И скажи мне, что ты слышала?“ Она поняла, что я хотел проверить свои собственные глаза и уши, понять, не стал ли я жертвой собственных галлюцинаций. Ее рассказ во всех отношениях совпадал с тем, что сообщили мне чуть раньше мои собственные органы чувств. „На эти считанные секунды, – заключила она спокойно, – завеса между нашим миром и миром духов приподнялась“» [104. С. 440].