Четвертый мужчина отвел взгляд от меня и посмотрел на шило, на того частью чьего тела она стала.
Руки рабочего все еще сжимали заточку, когда он упал, а на лице все еще оставалась улыбка, последняя улыбка. Как бы это не было больно, он умер счастливым. Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Разве может быть счастье в смерти?
- Что вы такое? - прошептал священник.
Он давно уже должен читать молитвы и сотворять кресты, а сказочник давно должен выть от боли и кататься по земле. Но они все еще стояли на земле, которая не была святой и священник, который видимо им не был.
- Валентин Шереметьев, - напомнил ему баюн, чуть сильнее сжав руку на горле.
Вместо ответа прозвучал выстрел. Почти ставший неожиданностью. Почти... Лённик рассмеялся. Наркоман был быстр, куда быстрее остальных людей, хотя мне всегда казалось, что должно быть наоборот, но что я знаю о наркоманах? Ничего, этот был первым.
Видимо, у него тоже было оружие. Но он стоял далеко и не собирался вмешиваться, у него дрожали руки и внутренности. К тому же я была занята. В этот момент я пила чужую смерть, пила свой наркотик, от дозы котрого мир расцветал буйством красок и эмоций. Меня не интересовал стоящих в десятке метров человек, у которого сворачивались в узел кишки. Ни он сам, ни его эмоции, потому что я никак не могла поймать свои. Поэтому ничего и не ощутила, даже удивления, когда сердитая оса прошлась горячими крыльями по боку и, оставив дыру в одежде, зарылась в грязь за моей спиной.
Да он оказался быстрее других. Умнее, раз не собирался приближаться, или трусливее. Один выстрел, громкий почти оглушающий, эхом унесшийся в весеннее небо. Смех баюна. Ни крови, ни боли, мне даже не надо было задирать рубашку, чтобы понять, что кожа цела. Всего лишь сердитый свинец... Тоже самое, что погладить.
Но кое-что я все-таки почувствовала. Злость, яркой вспышкой полыхнула перед глазами. Выстрелом он выдернул меня из созерцания смерти, из сладкого сна, который развеялся без остатка напуганный слишком громким звуком.
Я огрызнулась инстинктивно, не медля и не задумываясь. Серебряный стилет как живой скользнул в ладонь, не обжигая и ластясь к коже. Скользнул и отправился в полет, сверкнув в воздухе серебристой молнией. Я не забыла чужие уроки, и попасть в неподвижную мишень оказалось совсем не сложно.
Стилет вошел мужчине в бедро. Его лицо вытянулось от удивления и тут же скривилось от боли. Он заорал, опять нажимая на спусковой крючок, пуля прошла правее. Нога подогнулась, и последний рабочий грохнулся в грязь. Оружие упало рядом, а он пытался зажать ладонями рану.