- Я... - слова застревали в горле, не желая выходить.
Да и что я могла сказать? Ай-ай-ай, нехороший демон! И погрозить пальцем. Сказать, что нельзя скинуть человека в яму, а потом протянуть ему лестницу? Почему собственно?
Святые! Я стремительно скатывалась даже не в яму, а в пропасть, в какой-то внутренний разлад. Впервые в жизни, я не знала кто я. Подвия? Пусть так, но для меня это просто слово, а не значение. Ольгу Лесину взяли и разобрали на пазлы, на тысячу кусочков, и теперь у меня никак не получалось собрать их вновь. А все остальное было лишь следствием, и спиртное, и страх, и путаница в голове. Меня стерли, а новую, пока не нарисовали.
- Уверен, она найдет ему применение, - сказал Кирилл.
Поднос, появившегося рядом слуги дрогнул, когда Простой поставил флакон на его металлическую поверхность.
- А пока, ты мой гость, - Седой сделал шаг к двери, мне ничего не оставалось, как шагнуть вместе с ним. - Почетный гость.
Демон, так похожий на Кирилла, снова склонил голову, наблюдая, как мы выходим из зала, и уголки его губ, чуть подрагивали, словно он хотел, и не мог улыбаться. Двери закрылись, распорядитель так и не сказал ни слова.
Седой свернул в первый коридор по правую сторону от зала и стал спускаться вниз. Быстро, молча и крепко держа меня за руку. Он него волнами накатывали эмоции, они касались кожи и разбегались по ней, словно пузырьки газировки, едва уловимо пахло корицей. Чем я это чувствую? Носом? Кожей? Или чем-то непонятным, что находится у меня в голове? Чем-то чему еще нет названия? Что-то среднее между кошачьими усами и интуицией. Я ощущала его терпкую злость, и колющее нехорошее предвкушение.
- Кирилл, - позвала я, едва не слетев со ступеней.
Он был целеустремлен и быстр, он тащил меня вниз совсем, как Рдиф , но на этот раз я видела, как камень сменил светло серый цвет на почти черный, видела, как лестница уходила вниз. Я стала сильнее, и уже не чувствовал себя тряпкой которую тащат следом.
- Кирилл, - повторила я, и тут же оказалась прижата к шершавой каменной стене.
Больше ничего сказать не успела, даже выдохнуть не смогла, так стремительно он припал к моим губам. Два поцелуя, два демона, с разницей в несколько минут. И в миллион ощущений. Он целовал меня грубее чем демон востока, даже жестоко, касаясь там, где еще недавно были губы Простого. Он делал это с яростью и удовлетворением, с рычанием проводя языком по оставленным царапинам. Я почти стонала, вжимаясь в его тело, и больше всего боясь, что он остановится. И в тот момент, когда мужчина отстранился, когда седая бездна его глаз оказалась напротив моих, я поняла, что он только что сделал. Он стер чужие прикосновения, чужие следы. Так кобель охраняет свою территорию, перебивая чужие метки и ставя поверх них свои. Это привело его в больше исступление, чем любое прикосновение до этого. Зверь, которому перешли дорогу.