Я замотала головой.
- Сожалею, Ольга, - она назвала меня по имени. И впервые в ее голосе не было злости, только усталость. - Нас такими создали Великие и не просто так. Будь это иначе, мы не смогли бы выполнить переназначение, понимаешь? Тигра можно научить есть траву, но нельзя заставить его наслаждаться вкусом.
- Скажи, что это неправда! - закричала я Кириллу.
- Да, скажи. Я тоже хочу послушать.
Но Седой молчал, долгую томительную минуту он смотрел на меня, не произнося ни одного слова.
- Соври! - не выдержав, закричала я, - Ты же врешь на каждом шагу.
Он не двинулся с места, не улыбнулся, не отмахнулся, не рассердился, не остановил треплющую языком южанку. Он не сделал ничего, на лице не отражалось ни одной эмоции, лишь сосредоточенность.
- Но даже это не самое страшное...
- Кирилл, прошу. Я могу жить воспоминаниями о счастье. Главное, чтоб оно было, хотя бы один день...
- Самое страшное, что, - Прекрасная опустила руку, браслет, состоявший из моих колечек, тихо звякнул. Она склонилась и прошептала несколько слов.
Слов, которые перевернули мир. Он сузился до двух фигур стоящих напротив. Воздух вдруг стал плотным и вязким, как желе, его невозможно было ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Она не врала, правда слышалась в каждом произнесенном слове, в каждом вдохе, звуке, жесте.
Никто из нас не врал. Это и было чудовищно. Я могла жить с воспоминаниями, видят святые, только ими и жила последние четыре года. Но если все это было ложью, все - от первого "привет", до поцелуя, которым он попрощался, уходя в наш последний день на работу?
Как она касалась Кирилла, как говорила, и что говорила... Она знала слишком многое о нем, вернее о нас. А он знал о ней: о так называемой матери, о сестре. Ушедшие, он спит, с кем хочет, так почему бы к легиону девиц не добавить и Прекрасную южанку?
Как я тогда спросила у Веры: каково ждать, когда он придет от другой, ощущать ее запах, представлять ее поцелуи? Теперь ответ известен - хреново. Она словно залезла своими грязными пальцами в мою жизнь, в ту ее часть, которая была спрятана от посторонних. Глядя на ее браслет, я ощущала себя не просто обманутой, я ощущала себя преданной.
Голова кружилась, во рту чувствовалась противная сухость, глаза резало от яркого света, горло словно свело судорогой. Эмоциональная боль всегда сильнее телесной, да и боль - не то слово, которым можно описать мое состояние. Но нечисти слова не нужны.
- Сейчас, наорочи, - прошептала Тамария, - Сейчас самое время дать пощечину и убежать, заливаясь слеза...