– Возможно, вы правы… – Ротанов задумчиво катал маленький бумажный шарик. – Но здесь может быть и другое объяснение, ведь Дубров работал с трескучками, как и те двое?
– Да, конечно.
– В таком случае можно предположить, что наркотик действовал постепенно, малыми дозами проникая через фильтры вместе с запахом. Он накопился в организме в достаточном количестве, и родилось острое желание попробовать его в большой дозе…
– Вместе с ним над трескучками работало еще человек десять, и только один из них…
Ротанов пожал плечами:
– Возможно, у них лучше работали фильтры.
Они надолго замолчали. Крамов нервно комкал пластиковую скатерть на столе.
– Что вы собираетесь с ним делать?
– Полная изоляция и жесткий карантин не менее года в лучших клиниках Земли.
– Он может не согласиться.
– Даже в том случае, если работы здесь будут свернуты? Ведь без карантина возврат на Землю для него исключен.
– Даже в этом случае.
– Я не думаю, что у него останется право на свободу поступков. В случае повреждения психики человек может быть лишен такого права.
– Это жестоко, Ротанов.
– Я обязан думать прежде всего о безопасности всех остальных. Вместе с соком трескучки он мог заразиться каким-нибудь неизвестным вирусом, воздействие чужих биогенов на человеческий организм непредсказуемо. В конце концов, он может стать попросту опасен. И потом, мы должны выяснить, как действует на человека сок этих проклятых растений! Хоть это мы увезем отсюда…
– Слишком дорогую цену вы готовы заплатить. Но я думаю, у вас ничего не получится.
– Уж не вы ли мне помешаете?
– Нет. Но я предупредил – все гораздо сложнее, чем кажется с первого взгляда. Когда вы намерены осмотреть развалины?
– Завтра на рассвете. Приготовьте вездеход.
– Вы знакомы с археологией?
– Кладку Рэнитов я узнаю! – уже не скрывая раздражения, ответил Ротанов.
– Хорошо. Я распоряжусь насчет вездехода. За вами зайдет Нита и проводит в приготовленный для вас коттедж.
– Я мог бы остаться здесь. Все коттеджи стандартны.
– Как хотите.
Глухая тоска навалилась на Ротанова сразу же, как только за Крамовым захлопнулась тяжелая двойная дверь наружного тамбура. Ну почему он вынужден натягивать на себя непробиваемую носорожью шкуру в разговоре с этими отличными ребятами? Что за проклятая должность! И ведь нельзя иначе. Прежде всего он обязан быть объективен. Любые эмоции, личные симпатии – все это не должно вмешиваться в его работу. Тоска от этих рассуждений не стала меньше. Он знал, что никто к нему не придет, даже эта симпатичная девушка Нита, которую наверняка попросили быть к нему предельно внимательной. В конце концов, долг вежливости они выполнили, параграф соблюден, хоть в этом они имеют право быть с ним на равных.