За нее ответил приглушенный, болезненно шелестящий голос.
– Она может поставить душу.
Девушка повернулась, чтобы взглянуть на хозяина голоса, а вместо этого наткнулась на закутанную в черные лохмотья сухую сгорбленную фигуру. Из темноты надвинутого до самого носа капюшона на нее посмотрели два тускло-серых огонька. По спине девушки пополз страх, она невольно шарахнулась в сторону на радость Эашу, в объятия которого как раз угодила.
– Крэйл? – будто не веря собственным глазам, спросил гаст Ниваль.
Фигура в лохмотьях придвинула свободный стул, развернула его спинкой к столу и оседлала, будто коня. Он носил драные кожаные перчатки, фаланга одного пальца торчала в сторону, будто после неправильно сросшегося перелома.
– Вроде в последний раз меня звали именно так, – прохрипел голос. Он мог принадлежать столетнему старику, но никак не ровеснику парней за столом.
– Выглядишь хреново, – сказал Кулгард в свойственной ему безучастной манере.
– Бывало и хуже, – отозвался голос. И тут же вернул разговор в прежнее русло: – Так что с душой?
– Брось, ты же несерьезно, – отмахнулся инкуб.
Он старался казаться беззаботным, но пальцы крепче схватили плечо Марори, тело напряглось. Над столом повисло плотное, почти физически ощутимое напряжение.
– Почему нет? У девчонки на лбу написано, что ничего достойнее души она предложить не может.
– Душа неприкосновенна, знаешь. – В том, как младший дьявол надавил на слово «ты», звучал двойной подтекст. – Мы рады, что ты вернулся, но не начинай.
– Начинать? – Тусклые огни в глубине капюшона на миг вспыхнули ярче. – А разве что-то закончено?
– Некоторые вещи нужно оставить прошлому, – будто не слыша его, продолжал младший дьявол. – Все наказаны, все сделали выводы. Остынь.
– Все ли?
– Даган, оставь его, – вмешался Ниваль, – видишь же, Крэйла понесло.
– Так заклад в силе? – Хриплый повернул лицо к Марори. – Или тебе слабо?
– Я не очень понимаю, о чем речь.
В поисках защиты Марори непроизвольно прижалась к инкубу и с немой благодарностью приняла его опеку, хоть он и сам выглядел встревоженным. С лица Эашу сползла маска показной соблазнительности и бесшабашности, обнажились тяжелые скулы, широкие крылья носа и тонкие губы.
– Как тебя зовут? – Хриплый наклонился к ней настолько близко, что ледяное дыхание опалило ей щеку. Но и сейчас, когда, казалось бы, ближе уже некуда, она не могла рассмотреть его лица. Ничего, кроме серых огней в пустоте.
– Марори Милс.
– Ты не знаешь, что такое душа и для чего она дана, Марори Милс?
Ниваль попытался встрять, но хриплый выставил перед ним ладонь, приказывая гасту умолкнуть. Тот насупился, скрестил руки на груди и буквально вдавил себя в спинку стула.