— А Йован Киш?
Подполковник Вукетич не отвечает. Затем, после долгого молчания, роняет.
— У вас больше не будет забот с ним.
Глаза майора Сабадоша воспалены с недосыпа.
— Я обязан доложить руководству.
— Разумеется.
«Ласточку» между тем подвергли обыску. Никаких улик не обнаружено.
Ножи забрали в лабораторию. Следов крови нет ни на одном из них. Ножи могли послужить орудием убийства, хотя размеры их и не вполне совпадают с характером ранений на жертвах.
Майор Сабадош знает, что он в любой момент может арестовать Йована Киша.
Только ни один суд его не осудит.
Ведь улик никаких.
Возвратясь из управления полиции, Йован Киш в каюте сбрасывает с себя одежду и надевает плавки. Минут двадцать он плавает.
Он знает, что здесь купаться запрещено.
Его это не волнует.
Вода приятно холодит тело.
Не вытираясь, Киш прямо мокрым укладывается на крыше каюты.
День опять жаркий.
На берегу стоят белые «Жигули» с распахнутыми настежь дверцами. Внутри машины трое мужчин.
Киш не обращает на них внимания.
Он снова и снова прокручивает в памяти события, вынуждая себя припомнить все до мельчайших подробностей.
Горшки с геранью в окне одного из домов. Смеющаяся девушка у здания церкви. Продавец мороженого. Олеандр в зеленой кадке. Значит, все-таки музейный смотритель. Следователь упомянул свидетелей во множественном числе.
Блеф чистой воды.
Будь у них два свидетеля, ему бы устроили очную ставку.
Если его сведут на очной ставке с этим смотрителем, он будет все начисто отрицать.
Что еще известно полиции? Что той роковой ночью он был вместе с Давчеком. И что они были вместе перед тем, как Давчек исчез.
Это уже больше чем подозрение.
Но еще не улика.
Алиби у него нет.
Единственный человек, кто мог бы подтвердить или опровергнуть его алиби, теперь уже больше ничего не скажет.
В музее они следов не оставили — это точно, а ящики полиции не найти.
Ну а если даже найдут?
Нож, одежда, паяльный инструмент покоятся на дне Дуная.
Ящики не дадут показаний. Статуэтки тоже. Солнце палит нещадно. Купальные трусы быстро сохнут на теле.
По лесенке он спускается в воду. Долго плавает. Затем снова ложится на крышу кабины.
Белые «Жигули» по-прежнему торчат на берегу.
Если его арестуют, он откажется давать показания. Не проговорится. Не запутается в противоречиях.
Йован Киш уверен в себе.
А улик у полиции нет.
Дома, на родине, за него, конечно, возьмутся.
До сих пор две недели были рекордным сроком, когда он находился под круглосуточным наблюдением. На сей раз он попадет под колпак месяца на два. А то и на полгода.
Абсурд.
Йован Киш знает, какой аппарат потребовался бы для этого.