— Представляю, какой видок у меня! — он еще умудрился шутить. — Поганый пес сожрал всю мою физиономию.
— Господи! Он кровью истекает, а думает о том, что смазливую мордашку свою попортил. — Глаша сквозь слезы силилась улыбнуться Кириллу. — Могу тебя успокоить: то, что так любят в тебе бабы, почти не пострадало, только скула немного. А я тебя любого любить буду, дурачок!
Сидящая на корме Наталка смотрела на измазанных кровью влюбленных и казнила себя: «Дура! Фанфаронка! Дворянка! Белая кость! Голубая кровь!» Она фыркала от общества Кирилла. Придумывала про него невесть что. С презрением относилась к его шуткам и прибауткам. А он, знакомый с ней всего несколько часов, без раздумий рискуя жизнью, бросился ее спасать. И Николка прав насчет него оказался, рассмотрел в нем то, что ей гордыня помешала увидеть. И никакой он не альфонс, и любовь с Глашей у них настоящая. Вздумала осуждать подругу, а у самой тогда, когда с Глашей по вине Наташиного дражайшего родителя несчастье приключилось, и в мыслях не возникло поинтересоваться, проявить участие. Дворянка! Да насколько чище и честнее люди из простонародья, чем благородные. Наташа и раньше это знала, но отвлеченно, теоретически, так сказать. А теперь эта истина предстала перед ней в виде сидящей на носу окровавленной паре влюбленных. Решение пришло спонтанно, когда борт лодки пришвартовался к поплавку причала, и тоном, не терпящим возражений, произнесла:
— Кирилла везем ко мне!
— А как же тетушка? — удивился Николай.
— Разберемся.
Как наименее пострадавшие и чистые, Наталка с Николкой наняли извозчика. Тот, стимулированный щедрым вознаграждением, мчал свой тарантас с пассажирами быстро, но бережно. Когда они ехали мимо Струковского сада, Наталка вдруг догадалась о причине подспудной неприязни к Кириллу — весь его вид и поведение очень напоминали ей пресловутую «горчицу», промышлявшую хулиганством на аллеях сада. Девушка облегченно вздохнула: зная источник — легче преодолевать его последствия, а социальные рамки оказались вовсе не причем.
Как ни нежно и трепетно вез их извозчик, Кириллу к концу поездки стало зримо хуже. Если в лодке он еще как-то держался на остатках возбуждения от драки, даже пытался по-привычке балагурить, то когда подъехали к дому, он впал в забытье.
Глаша, по-прежнему нежно обнимая голову Кирилла, тревожно пощупала его лоб:
— Ребята, по-моему, у него жар. Надо что-то делать!
Николка принялся отчаянно трепать извозчика:
— Давай, родимый, гони! Будет миндальничать. Быстрее! Еще быстрее!
Извозчик что есть сил нахлестывал лошадь, но друзьям казалось, что кляча едва тащиться.