– Позвоню-ка я прямо судебным медикам, послушаю, что они скажут, – проворчал Карлос и снял трубку.
– Они скажут, что я прав, – ответил Йона, глядя в пол.
Йона Линна знал, что он упрямец и что ему может понадобиться все его упрямство, чтобы двигаться дальше. Наверное, все началось с его отца, Ирьё Линны, служившего патрульным полицейским в Мерсте. Он находился на старой упсальской дороге, немного севернее больницы Лёвенстрём, когда из диспетчерской поступил тревожный вызов. Ирьё отправили в Весбю, по дороге на Хаммарбю. В полицию позвонил кто-то из соседей. Ульссоны снова побили своих малышей. В 1979 году Швеция стала первой страной, запретившей телесное наказание детей, и Государственное полицейское управление распорядилось отнестись к новому закону серьезно. Ирьё Линна приехал на вызов, остановил полицейский автомобиль у подъезда и стал ждать напарника, Джонни Андерсена. Через несколько минут он вызвал его. Джонни, стоявший в очереди в колбасный киоск “Маммас”, ответил, что, по его мнению, мужик должен иногда иметь возможность показать, кто в доме главный. Ирьё Линна был молчуном. Он не стал настаивать, хоть и знал правила: при вмешательствах такого рода полицейских должно быть двое. Он ничего не сказал, хотя знал, что имеет право на поддержку напарника. Не хотел ругаться, не хотел показаться трусом и не мог больше тянуть. Ирьё поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла девочка с испуганными глазами. Ирьё попросил ее остаться на лестничной клетке, но она помотала головой и вбежала в квартиру. Ирьё шагнул за ней и вошел в гостиную. Девочка заколотила по балконной двери. На балконе Ирьё заметил малыша в одном подгузнике. Мальчику было года два. Ирьё бросился через всю комнату, чтобы впустить малыша, и слишком поздно заметил пьяного мужчину. Тот неподвижно сидел на диване прямо перед дверью, но смотрел на балкон. Ирьё пришлось двумя руками отгибать блок безопасности и поворачивать ручку двери. Только закончив с этим, он услышал, как лязгнул курок дробовика. Раздался выстрел, тридцать шесть дробин угодили прямо ему в позвоночник. Ирьё умер почти мгновенно.
Одиннадцатилетний Йона с сестрой Ритвой перебрались из светлой квартиры в центре Мерсты в Стокгольме в теткину трехкомнатную квартиру в районе Фредхелль. Окончив неполную среднюю школу и отучившись три года в гимназии Кунгсхольма, Йона подал заявление в высшую полицейскую школу. Сейчас он все еще частенько вспоминал своих друзей-одногруппников, прогулки по широким лужайкам, покой, предшествовавший стажировке, и свой первый год службы в качестве помощника полицейского. Йона Линна выполнил свою долю бумажной работы, внес свой вклад в решение вопросов равноправия и в деятельность профсоюза. Он регулировал уличное движение во время стокгольмского марафона и сотен автомобильных аварий, смущался, когда футбольные хулиганы при виде женщин-полицейских в вагонах метро принимались улюлюкать и орать: “Полицейская с дубинкой! Сунь-ка – вынь-ка, сунь-ка – вынь-ка!”, он находил мертвых героинщиков с гнойными ранами, проводил серьезные беседы с магазинными воришками, помогал врачам скорой помощи управиться с блюющими пьяницами, разговаривал с проститутками, страдающими от ломки, больными СПИДом и напуганными, имел дело с сотнями мужчин, избивавших жену и детей – похожие один на другого чудовища, пьяные, но отнюдь не впавшие в беспамятство, включавшие погромче радио и опускавшие жалюзи, – он останавливал лихачей и пьяных водителей, изымал оружие, наркотики и самогон. Однажды, когда он был на больничном после ранения в спину и гулял, чтобы размяться, он увидел, как какой-то бритоголовый возле школы Класторп лапает мусульманку. Йона с больной спиной гнался за бритоголовым до самой воды, через парк, мимо мыса Смедсудден, через весь мост Вестербрун, через Лонгхольмен до самого Сёдермальма; скинхеда он задержал только возле светофора на Хёгалидсгатан.