Гляжу одним глазом на деда, а он как-то по-другому, напряженно наблюдает за бандитом. Потом, смотрю, потянулся и поднял с земли свою фузею — свою шомполку, значит, которую маньчжур выбросил. Поднял, поставил вдоль тела, как спрятал за себя. Смо-отрит, не моргая, на удаляющуюся фигуру, а сам шарит двумя пальцами у себя под мышкой. Ну, думаю, тронулся мой дед умом совсем, что это за игра?
А он усмехнулся этак странно, и глядь я — у него между пальцами капсюль! Потайной карманчик, оказалось, под мышкой был. Собственно говоря, и не потайной, а просто как неприкосновенный запас от дождя; в такой месте любой дождь не промочит.
Старик вдруг перехватил ружье, взвел курок, надел капсюль на место и — навел в удаляющуюся среди зелени темную спину…
Что я пережил в эти мгновения — передать не могу. Помню, казалось, бесконечно долго целится мой дед, а выстрела все нет и нет! Сейчас бандит обернется и нам конец…
И тут — ка-ак ахнет! Все дымом заволокло, а мы стоим, в землю вросли.
Сыроватое было утро, дым тихо поднимался, постепенно.
Слаб я был, хотел бежать, а ноги не слушаются. Зажмурился и жду: сейчас получу пулю в лоб.
Вдруг чувствую, старик локтем меня толкает. Открыл глаза. Времени-то совсем мало прошло, — это мне показалось, что долго; дед тычет ружьем вперед — ствол еще дымится; глянул, а хунхуз лежит в траве и даже не дрыгается!..
Тяджуни помолчал, пыхнул сигаретой:
— Плохая, говорите, пробойная сила у старых ружей? Не-ет. И козла за спиной, и самого бандита та пуля насквозь прошила! — Он улыбнулся своим воспоминаниям, показав крупные желтые зубы, и начал ворошить костер.
— Ну а дальше что? Как вы с ним? А ружья?
— Как? Забрал дед на память трофейный маузер. Я, конечно, свою трехлинейку схватил, не помню себя от радости! Потом обыскали его, опий нашли: видно, он макосеев или контрабандистов ограбил. Вот и все.
Да, взял старик пятизарядный маузер, но только до смерти больше свое старое ружье любил; привык к нему с малолетства, да и от смерти выручило.
Тяджуни опять сощурился на запад.
— Ого, солнца совсем мало осталось, заболтался я, а к вечеру приморозит. Есть, Валери-сан, еще сигарета?
Богатырь прикурил от угасающего костра, взвалил на широкие плечи горала, и мы зашагали по льду на свой, спокойный корейский берег, где действительно «можно спокойно спать под любым кустом».