Когда, совсем выбившись из сил, оказались на льду Тумангана, взошла полная луна. Последний километр показался прогулкой по тротуару.
В поселке нас ждали, выбежали встречать за околицу. Первыми мчались навстречу вездесущие мальчишки. Шмыгая носами, пряча в рукава озябшие ручонки, галдели хором:
— Смотри, смотри, еще два! Сегодня трех добыли! Учитель, ваш брат тоже убил большого горала во с какими рогами!
Арсений и Ким с помощниками уже свежевали на кухне крупного козла. Ким и хозяева были в неописуемом восторге. Еще бы, им досталась вся драгоценная кровь, сердце и две туши горалов. Третью наутро отправили на санях жене Тяджуни, а мы увезли домой три отличные шкуры и для коллекции, загнутые назад черные и коричневатые, с кольцах рожки.
На обратном пути наш спутник совершенно преобразился. Он был неузнаваем, шагал со всеми в ногу, легко. Казалось, с него и впрямь слетели все городские болячки.
Вскоре Ким переселился из Сейсина на юг страны, но писал, что чувствует себя отлично, посылал подарки.
На высокогорном Намсанском плато зацветали черемуха и голубица, легкий ветер приносил разлитые над каньонами запахи весны. Здесь было уже совсем тепло. Однако на западе, окаймляя эту горную область, в дымке мерцал еще совсем белый становой хребет Серен.
Мы с братом и Алексей Петрович Шин кропотливо укладывали рюкзаки для дальнего похода. Вьючная лошадка стояла во дворе, уже заседланная. Известный на всю округу корейский охотник Хван сидел на высоком пороге своей фанзы, болтая с домочадцами о каких-то пустяках, будто его эти сборы совершенно не касались. Но ведь он тоже идет с нами, и так же надолго… О чем он думает?
Старый скептик и брюзга Шин не выдерживает и с гримасой, полной нескрываемого презрения, цедит:
— Хозяин, солнца уже много, мы почти готовы. А когда ты начнешь собираться?
Хван живо оборачивается, запрокидывает голову и хохочет:
— Эх вы, охотники! Да я давно жду вас. Я готов!
В недоумении переглядываемся: а где его вещи? Ведь мы не на день идем… Не думает ли он покинуть нас с полдороги?
— Вот они, мои вещи! — Он снова заливается заразительным смехом. — Разве у таежника может быть мною барахла в походе?
Он вскакивает на короткие крепкие ноги и демонстрирует готовность. Закидывает за плечи карабин, завязывает на шее маленькое, серое от старости полотенце и сует в карман неразлучную трубочку. Кисет с табаком у него на поясе. Он готов!
Мы ошеломлены такой беспечностью, и мой занозистый брат не сдается:
— А одеяло у тебя где, как ты спать будешь?
— Как?
Хван, не задумываясь, падает на спину посреди утоптанного глинобитного двора, раскидывает в стороны руки и ноги, зажмуривает глаза и издает громкий храп. Потом открывает один глаз, серьезно смотрит на нас и спрашивает: