— Я готов. — Стайн почувствовал себя виноватым, и к тому же Рули был старше его по чину.
— Моя миссия наполовину сокращается, — с насмешкой сказал Рули. — Мне не придется произносить надгробную речь над твоим телом, как об этом просил Томас. Большевики бережно к тебе относятся?
— Я с ними еще не встречался, — с вызовом ответил Стайн, — но сувенир уже есть. — Стайн, вспомнил о трубке Новикова и вынул ее из кармана.
— Коллекции будем рассматривать потом, а сейчас за дело. — Рули обратился к Биричу: — На кого мы можем рассчитывать?
— Вы, кажется, намереваетесь… — начал коммерсант, но его перебил Рули:
— Теперь вопросы буду задавать я, — не повышая голоса, равнодушно предупредил Рули, и Бирич понял, что ему отныне остается только повиноваться, но это его не обидело. Приезд Рули, его уверенность вновь оживили его надежды.
…Тишина, боязливая с новогодней ночи, сменилась шумом. Новомариинцы и шахтеры гуляли. Ревком не только снял запрет с посещения поста шахтерами, но и разрешил всем, в том числе и колчаковцам, свободное хождение. Это было сделано Мандриковым в честь установления советской власти в Петропавловске. Вновь открытый кабак Толстой Катьки дрожал от криков и нестройных песен. Освобожденная из тюрьмы-кабатчица не только бойко торговала, но и щедро угощала. Пьяные шахтеры бродили по посту, горланили. Их голоса доносились в квартиру Мандрикова. Он только что вернулся из ревкома и, все еще переживая радостное волнение по поводу победы в Петропавловске, взволнованно говорил Елене:
— Вот и сбывается то, о чем Владимир Ильич говорил, когда я был в Петрограде.
— Пьянство шахтеров в будний день? — Она зябко куталась в платок.
Михаил Сергеевич не обратил внимания на тон жены. Он лишь снисходительно улыбнулся.
— Нет, Владимир Ильич о таком, не говорил, и я уверен, что не скажет. Знаешь, Лена, я верю, что в будущем люди не будут себя подхлестывать ни табаком, ни вином, как не будут искать утешения в религии. Жизнь-то иная будет!
Он отложил ложку и прислушался, С темной улицы доносились озорные голоса:
В нашем саде,
В самом заде,
Вся трава помятая.
Ох, да отчего, да почему?
Да все любовь проклятая…
Михаил Сергеевич покачал головой:
— Гуляют, веселятся.
— Веселятся, — странным тоном повторила Елена. — Ты вот тоже веселый.
— Веселый, — тут же подтвердил Михаил Сергеевич. — Знаешь, какая будет дальше жизнь, когда везде победим мы!
Михаил Сергеевич забыл об ужине. Он встал из-за стола, подошел к жене. Она недовольно отстранилась:
— Скажи, Михаил, только откровенно…
Мандриков поставил стул рядом с Еленой и сел, обняв ее за талию. Ему хотелось ласки, покоя. Елена по-прежнему стояла, скрестив на груди руки. За окном шумели загулявшие шахтеры.