— Обрадовал, Павел Георгиевич, — затараторила Катька, крепко вцепившись в рукав шубы Бирича. — Посетил нас.
— Гаврила, — снова начал лохматый, но Катька бесцеремонно хватила его толстым кулачищем, и пьяный свалился на стол спиной. Оттуда его швырнули на пол, где он продолжал разговаривать с Гаврилой, Катька увлекла Бирича в дальний конец кабачка и через маленькую дверцу ввела в свою комнату.
— Здесь спокойнее будет.
— Шумно у тебя. Народу много, — сказал Бирич и сел на край широкой постели.
— Шахтеры гуляют. — Катька вывернула фитиль лампы, и в каморке стало светлее.
Она пристально смотрела на Бирича. Когда-то и он пользовался ее благосклонностью. Она всегда с нежностью вспоминала ласкового Бирича. Катька взгрустнула. Старость наступает, и уже не приходится быть разборчивой. Из кабака донесся крик:
— Катька! Катька! Вина-а-а!
Катька устало поднялась.
— Выпьешь что-нибудь?
Он молча кивнул. Из кабака продолжали звать.
— И когда нахлещутся, ироды? Будут в могиле лежать и то водки — потребуют.
Она ушла. Крики поутихли. Бирич спросил себя: ну что мне здесь надо?
Он снова осмотрелся, расстегнул шубу. Вернулась Катька и достала из-под кровати пузатую, с длинным горлышком бутылку.
— Ямайский ром. Налить?
— Нет, не надо. Много у тебя гуляк?
— Как колчаковцев упекли в каталажку, так шахтер и повалил. День и ночь, — Катька вздохнула. — Поспать некогда.
— Гуляет пролетариат, — усмехнулся Бирич. — Хозяева. Эх-ха!
— Скоро выдохнутся, — пообещала Катька. — В карманах-то негусто.
— Ты вот что, — Бирич подумал и решился. — Ты не скупись. Побольше в долг отпускай. Пусть гуляют.
— Шиш я с них потом получу. — Заплывшие глазки Катьки стали злыми. — Кто платить будет?
— Я заплачу, — успокоил Бирич.
— Что так? — Катьку удивила щедрость Бирича. — И не жалко?
— Пусть погуляют, — Бирич поднялся. — Ты об этом молчок. Да и заправку не жалей в водку.
— Знаю уж, — отмахнулась Катька и робко спросила: — Не посидишь еще?
Ее голос дрогнул. Павел Георгиевич понял и покачал головой.
— Нет, Катерина. Стары мы с тобой уже.
— Мной еще не брезгуют. — Катька цинично оглядела себя.
Бирич сделал вид, что не расслышал, и застегнул шубу.
— И еще просьбица. Пойди утречком к Маклярену и… — Бирич говорил долго и убедительно. Наконец он распрощался.
— Как живешь, — Катька проводила Бирича.
Проходя через зал, Павел Георгиевич слышал обрывки разговоров:
— Копи теперь наши.
— Всех колчаковцев в петлю. Сегодня засудим.
— Эх, и жизнь наша пошла. Пей, гуляй, а ежели хочешь, то и морду набьешь кому хошь.
В углу кто-то под гармошку плаксиво пел: