— Да, я тоже треб-б-б-бую, — заикнулся Громов.
— Вы нарушаете процессуальные правила… — начал Суздалев, но его слова потонули в шуме. Берзин поднял руку:
— О Струкове я хотел сообщить позднее, но…
— Давай сейчас! — потребовал бородач, который остановил Мандрикова в коридоре правления. — Чего там после.
— Давай, давай! — поддержали его остальные.
Громов, Суздалев и Толстихин, поглядывая на Струкова, о чем-то зашептались. Берзин покашлял и тихо сказал:
— Струков не имеет отношения к преступлениям колчаковцев. Он поступил на службу в милицию и приехал сюда, чтобы избежать мобилизации в армию Колчака.
От слов Берзина все растерялись. Стало слышно, бушующую за окнами пургу.
— Предатель!
С удивительной для своей грузной фигуры ловкостью Толстихин сорвался с места и метнулся к Струкову. Тот испуганно вскочил на ноги. Мохов и Оттыргин водворили Толстихина на место. Он не сопротивлялся — вспышка ярости отняла у него все силы, — а только шумно дышал и проклинал Струкова. Суздалев торопливо надел пенсне и уставился на Струкова, а Громов обессиленно опустил плечи.
— Я… я… пред-д-полагал, что… — Он не договорил и махнул рукой, не понимая, что очень помог Струкову.
Берзин говорил:
— Струков, как установила следственная комиссия, не совершил преступлений и поэтому из-под стража освобожден.
— Что же, он снова будет начальником милиции? — ехидно спросил Пчелинцев.
— Нет, — встал из-за стола Мандриков. — Гражданин Струков врач. Мы назначили его заведующим амбулаторией.
Кто-то удивленно свистнул. Объяснение Мандрикова большинство встретило неодобрительно. Нужно было время, чтобы к Струкову отнеслись терпимее. Ему разрешили сесть со всеми. В нервом ряду неохотно потеснились. Берзин продолжал:
— За принадлежность к Колчаку, находящемуся у международной буржуазии на службе, за грабеж местного населения, взятки, избиение трудовых людей и издевательство над ними в тюрьме, за незаконное повышение цен на товары и необеспеченно уезда продовольствием, что поставило население под угрозу голода, следственная комиссия Анадырского революционного комитета приговорила Громова, Толстихина к Суздалева к смертной казни.
Снова тишина наполнила дом. Громов побледнел, вскочил на ноги:
— Вы… не… не можете… суд-д-д-ить!
— Это произвол! — Суздалев от гнета стал красным. — Свод законов Российской империи…
— А приговаривать людей к тюрьме не произвол? — закричали из рядов.
— Брать взятки!
— Бить людей!
— Туккай с ума сошел от вас!
— К стенке их!
Обвинения и угрозы посыпались на колчаковцев, Тренев наклонился к Мандрикову:
— Смотрите на Бирича.