Михаил Сергеевич был неприятно удивлен. Бирич оживленно разговаривал с Сукрышевым. «Хуже зверей эти люди, — подумал Мандриков. — Хлебом-солью встречали колчаковцев, а сейчас им наплевать на них».
Мандриков постучал по столу, но его не слышали. О решении следственной комиссии разгорелись споры. Берзин сел около Мандрикова и, утирая мокрый лоб, предложил:
— Кончай этот гвалт. Слышишь, кажется, оспаривают наше решение.
Мандриков уловил выкрики:
— Зачем расстреливать?
— Гадов к ногтю!
— Не они одни виноваты!
— Всех кровопийцев в расход!
Мандриков, перекрикивая шум, потребовал:
— Тихо, товарищи!
Шум стал спадать. Михаил Сергеевич сказал:
— Товарищи, вы слышали, что следственная комиссия приговорила колчаковцев к смертной казни. Они ее заслужили, но приговор комиссии не окончательный. Вы сами должны решить судьбу наших врагов. Социалистическая идея не требует крови, но в каждом случае народ должен выносить своим врагам приговор. Что скажете по этому поводу?
— Отдать их в распоряжение революционного комитета, — вскочил Пчелинцев. Его бледное лицо блестело от пота. Тонкие губы с синеватым оттенком подергивались. «Иезуит», — подумал о нем Мандриков. В предложении торговца он уловил скрытый смысл. Пчелинцев хотел переложить всю ответственность на ревком.
— Правильно, — поддержал Щеглюк.
К нему присоединилось еще несколько человек.
— Ревком — власть, ему и решать!
— Можно мне? — спросил Бесекерский, и, хотя он говорил тихо, все услышали. Маленькой сухой, ручкой он поправил очки на крючковатом дородном носу. — Зачем, граждане, а по-новому, товарищи, торопиться? Решаем о человеческой жизни. О жизни. Виноваты господа Громов, Толстихин и Суздалев, но кто в наше время без грехов, без ошибок. Смутное время, и нельзя…
— Что вы предлагаете? — перебил его Мандриков.
— Оставить их, — он указал на колчаковцев, — до весны.
— Почему до весны? — раздались недоуменные голоса.
— Есть другие предложения? — Мандриков осмотрелся. — Тогда будем Голосовать. Кто желает оставить их до весны?
Бесекерский поднял руку. Никто не поддержал его. Бирич понял, что Бесекерский оказался более дальновидным. Павлу Георгиевичу хотелось присоединиться, но самолюбие не позволило.
Мандриков и Берзин переглянулись. Они разгадали хитрость Бесекерского. Это был умный и опасный враг. Михаил Сергеевич повторил предложение Пчелинцева. За него голосовало шестнадцать человек. За приговор следственной комиссии было девятнадцать человек, среди них Бирич, Сукрышев, Петрушенко.
Оттыргин высоко поднял левую руку. В правой был винчестер. Он с нетерпением ждал, когда же Мандриков посчитает и его руку. В глазах молодого каюра было столько волнения, ожидания и гордости, что Мандриков сказал: