— Ну, слушаю.
— Как приедешь опять, дочку проведать, загляни ко мне. Я напишу адрес.
Взяв из рук Бияза коробку сигарет, горожанин написал на ней: ул. «Априлов» № 2. Владо Камберов.
Бияз сунул коробку за кушак и, не простившись, вышел.
*
Сумерки застали Бияза в дороге. Мысли его текли неровно, перескакивая с одного на другое — думал он о городе, о селе и предстоящих полевых работах, о Тотке. Он торопился домой, как бы надеясь, что в привычной обстановке чувство подавленности и недовольства собой оставит его.
— Пошел, пошел! — взмахнул он кнутом, подгоняя лошадь. Старался прогнать беспокойные мысли, но они, одна за другой, налетали вороньем, клевали сердце.
Даже стук колес раздражал Бияза, будто они катились не по дороге, а по его думам, мяли, давили их.
Лошадь весело заржала. Село было близко. Бияз тоже попытался обрадоваться, но не смог. Достал сигареты. Коробка оказалась пустой. Хотел было выкинуть ее на дорогу, но увидел кривые строчки адреса, снова сунул ее за кушак.
Жена встретила Бияза во дворе. Спросила как доехал и, не получив ответа, стала терпеливо дожидаться, когда он заговорит о Тотке. Неторопливо распрягая лошадь, Бияз молчал.
— Поить погоди, притомилась она, — раскрыл он, наконец, рот.
— Ладно.
Досадуя на то, что жена продолжает топтаться рядом и не зная как отвязаться от нее, Бияз огляделся по сторонам, потом взялся за оглобли и покатил телегу под навес.
— Думаешь, снег пойдет? — спросила Биязиха и поглядела на звездное небо.
Бияз не ответил. Тогда она поняла, что муж чем-то очень расстроен и, опасаясь, что он скажет что-нибудь худое, касающееся Тотки, поспешила уйти в дом.
Разговорились они лишь после того как поужинали и легли спать.
— Как они вас встретили, хозяева-то?
Именно это и бередило душу Бияза, он сердито буркнул:
— Как полагается… в кухне.
— В кухне?
— А где еще! Не с музыкой же на площади… Велика важность — дочку в прислуги отдаю.
— Ну чего ты, ровно ёж какой, расскажи толком, — не стерпела Биязиха, но тут же пожалела о сказанном, сознавая, что муж еще не отошел, что какая-то обида продолжает терзать его. И не желая оставлять его наедине с горькими мыслями, коротко спросила:
— Какие они с вами речи вели?
— Да о чем им разговаривать с нами!
— Гордые, стало быть?
— Свинье гусь не родня, знамо дело.
— Все ж, может на добрых людей попала, не станут ее обижать, — старалась успокоить себя Биязиха и, охая, повернулась на другой бок.
Бияз некоторое время ворочался в постели, сопел, потом спросил:
— А малый-то что?
— Да все спрашивал, надолго сестра в город уехала, скоро ли воротится?