Спустя некоторое время Бияз вскинул косу на плечо и направился к дубу.
— Притомился? — радостно встретил его Караколювец.
— Задел об кротовину… Да разве это коса, совсем искосилась. Дед Габю, дай и твою отобью.
— Вот и ладно, а то недовижу я.
Трифон Бияз сел, положил косу на бабку, взял молоток, и под дубом словно колокольчик зазвенел. Караколювец растянулся на траве.
— Червячки, всякая мелочь копошатся в земле, рыхлят ее, а железо ее не берет.
Бияз свистнул и весело сказал:
— Готово.
— Мне мало осталось, давай подсоблю тебе, — предложил Караколювец.
Бияз поглядел на него, словно оценивал его силу.
— Коли так, давай вместе возьмемся, скорей управимся.
Дед Габю переступал за Биязом. Следом ложилась пластом скошенная трава.
Жара пошла на убыль, и на западе от распаренного горизонта поползла легкая вечерняя тень. Биязу осталось на завтра докосить возле болота.
*
Спешил он или нет, утро всякий раз заставало Караколювца на гумне. Пока установит на телеге высокие грядки для возки сена, смажет оси дегтем, глядишь, солнце уже коснулось верхушки шелковицы.
— Запоздал, края нет, все поразбалтывалось. — Открыл калитку гумна и нетерпеливо крикнул:
— Куда вы там подевались, эй! Веди буйволов!
— Давай, давай, — уговаривала еще сонных буйволов Габювица, ударяла их по рогам занозой, заставляя сунуть шеи в ярмо.
— Не дразни, ткнет тебя, и не встанешь! — крикнул дед Габю и вырвал у нее из рук поводья. Телега легко застучала по спекшейся от жары земле.
— Стой, стой, мешок положила?
Из кухни выглянула Вагрила, руки по локоть в муке.
— Я принесу, пройду прямиком и раньше тебя буду.
Дед Габю прикрикнул на буйволов, перекрестился, и скоро колеса врезались в глубокую дорожную пыль.
— Бог в помощь, — здоровались с ним возницы. Он всем отвечал:
— На помощь бог.
— Хлеба узревают.
— Скоро жать будем… — Они обменивались скупыми словами, пока разминутся по тесной дороге.
По обочинам молчаливо стояли кусты боярышника и терновника, припорошенные пылью. Между телегами с косой в руке пробирался Мишо Бочваров. Вернулся сегодня утром. Все были в поле, и на улице никого не встретил. Дома и часу не усидел.
— Луг возле болота некошен остался, — понимающе сказала ему мать.
Он спешил: было стыдно идти на косьбу в такой поздний час. По дороге соседи с ним здоровались, расспрашивали, надолго ли его отпустили, как идет служба, и за разговорами запаздывал еще больше.
Дед Габю, сидя на передке, цокал языком, помахивал хворостиной.
Мишо Бочваров его нагнал и на свою голову поздоровался. Дед Габю вгляделся в него:
— Да не ты ли будешь Стояницы Бочваровой сын?