Дошли до квартиры Ивана Венкова.
Митю Христова смутили обращенные на него взгляды сослуживцев, и он поспешил сесть на предложенное ему место. Расхлябанная сетка матраца глубоко осела под ним, и он ухватился за латунные шишечки железной кровати. Понемногу освоившись, он оглядел комнату. От стен с накатанным валиком узором веяло свежестью недавней побелки. На одной стене висел портрет царской семьи, на другой — зеркало в деревянной рамке, какие продают на ярмарках троянские ремесленники. С него свисало белое полотенце. Митю посмотрел на молодую в шерстяном сукмане. Городская жизнь еще не наложила на нее своего отпечатка. Она тоже смущалась, чувствуя устремленные на нее взгляды мужчин. Заливалась густым румянцем, неловко подливала в рюмки. Кувшин словно пьяный покачивался в ее руках. «Стыд-то у них все на щеки вылезает», — вспомнив Тотку, подумал Митю и залпом осушил рюмку.
*
Летней порой звезды недолго задерживаются в ночном небе и гаснут прежде, чем к ним прикоснется заря. И подобно им, крестьяне тоже не залеживаются в постели.
Мглистая пелена спадала с Крутой-Стены, обнажались вершины гор, и пока Караколювец возился с буйволами, совсем рассвело.
— Немного косить осталось. Косу вчера отбил, сегодня поработает; бабку и молоток брать не буду, — говорил сам с собой дед Габю, топчась по гумну. Вскинул косовище на плечо и крикнул в открытое окно дома:
— Про буйволов не забудьте, не то испекутся они в хлеву!
Никто не ответил.
— Старуха, не слышишь, что ли? — заорал он.
— Да что мы, первый год буйволов держим! — высунулась Габювица из окна.
— Гляди, не забудь, — и Караколювец пошел к воротам.
Разгребая дорожную пыль широкими постолами, он покашливал, досадовал, что нет попутчиков, не с кем поговорить. Тропка показалась ему слишком крутой, и он пошел отлогим проселком. Но и по дороге никого не нагнал, хоть бы поздороваться с кем, а то прямо во рту пересохло. Вот и луг. Припозднился. Быстро насадил косу на косовище. Прошел несколько рядов, и коса начала цепляться за траву. «До болота дойду, там ее отобью». Посмотрел в соседний луг.
— Трифон, а Трифон, нет ли у тебя бабки да молотка? Вчера отбивал, да трава болотная притупила жало.
— Под дубом лежат.
Дед Габю сдвинул шапку на затылок, утер рукавом вспотевший лоб и пошел к дубу. Скоро молоток зазвенел о стальное лезвие косы. «Недовижу, могу и защербить». Пот тонкими струйками остывал по согнутой спине. «Петкану бы взять на себя всю работу, а я не могу… Сила уже не та», — думал он. Посмотрел на Бияза. Тот мерно взмахивал косой. За ним тянулся ровный ряд скошенной травы.