— Всех преступников так кормят?
Стражник добродушно усмехнулся.
— Нет. Тебе эти яства доставлены по особому приказу царской жены Меритра, да живёт она! И ещё она велела тебе передать, что по особой милости его величества твой сын будет взят на воспитание в школу цет-хетер. Правда, несладко ему придётся на первых порах, хотя его величество и приказал, чтобы всё было сделано без шума, слухи всё равно расползутся. Но он ещё мал, когда вырастет, может, многое и забудется.
Что-то сжало грудь Рамери невыносимой болью, будто ножом рассекали в ней ещё живое, бьющееся сердце. И вдруг словно и впрямь грудь распахнулась и в неё хлынул поток северного ветра, стало так легко, что захватило дух, что плоть перестала тянуть к земле. Слёз не было — их, должно быть, выстудил северный ветер, — но улыбка осветила лицо узника всё целиком, как вспыхнувшее пламя, разгладила морщины, вернула румянец и блеск глаз. Вот и пришло оно, благодеяние резвой черноглазой девочки, обещавшей исполнение желаний фараону Тутмосу, вот и сам фараон, солнце Кемет, склонился над поверженным во прах, снизошёл к рабу, милостью поистине уподобляясь своему великому отцу Амону. И для чего теперь эти немногие часы, оставшиеся до казни, когда всё его существо само рвётся к смерти, как к неизъяснимому блаженству, когда он уже смотрит на жизнь с той высоты, что доступна только взору властителей судеб, когда его Ба в один миг воспарило так высоко над землёй, что и великий Хапи покажется тонкой серебряной ниткой! Только бы не прошло это блаженное чувство, только бы не сомкнулось вновь едва разомкнувшееся кольцо и сердце, получившее так много в один миг, не пожелало бы большего — ведь им может овладеть жадность, подобная той, что обуяла воинов под Мегиддо. И лучше, если стражник будет здесь, тогда время пройдёт быстрее.
— Да будет благословен его величество Менхеперра, — тихо сказал Рамери, — да будет благословенно имя великой царской жены Меритра! Я знал, что милосердие богов беспредельно, но радость подобна грузу меди, я не могу открыть глаз. Лабайя, ты знаешь, что такое великая радость? Иногда она давит, как горе, мешает дышать.
Стражник пристально и немного подозрительно взглянул на Рамери.
— Я знаю, мы с тобой одной крови, но ты всегда жил лучше, чем я. Даже там, в храме… Твоим наставником был добрый Джосеркара-сенеб, а мой бил меня палкой, когда никто этого не видел, и отказывал в пище и воде. Тебе всегда везло, царевич! Вот и сейчас выходит, что я прислуживаю тебе и сообщаю добрые вести, а тебе даже на ум не приходит поблагодарить меня. Я ведь мог бы этого и не говорить и ты умер бы с тяжёлой мыслью о будущем своего сына. Многие преступники мечтали бы о такой радости перед смертью!