— Мне больше и не хочется уезжать в город.
Сестры улыбаются.
— Кабы уметь быть более внимательными к своим радостям, — оживляется Урве.
Впечатление такое, что она внушает себе эту мысль изо дня в день. Чуть надменное и обычно неподвижное лицо ее приобретает выразительность, небольшие складочки в уголках рта красят его, взгляд становится вдруг открытым и лучистым, брови поднимаются, эта приятная перемена означает, что Урве явно осенило нечто оригинальное. Известно, что человека дряхлит не старость, а безразличие. Лео очень бы не хотелось услышать сейчас от этой женщины какую-нибудь банальность.
Уши бывалых и поизносившихся людей забиты расхожими истинами и обиходной болтовней, видимо, именно поэтому в старости и ценят уединенное существование, так легче избегать неловких моментов: некоторые едва открывают рот — и ты, расстроенный, уже отворачиваешься от него.
Урве выпрямилась, посмотрела в окно и сказала:
— Мы все время познаем мир вокруг себя, следим за изменением малых или больших систем, ругаем то, что нам не нравится, не хотим мириться с тем, что во всех сферах жизни проявляются периоды спада, почему-то человек не склонен допускать перемен, он жаждет, чтобы все было жестко расставлено по местам. Так же ошибочно он предполагает, будто и сам он — достаточно стабильное явление. Отсюда мой интерес: в какой степени мы способны ориентироваться в себе? Осмеливаемся ли мы замечать свои взлеты и падения?
— Сложный вопрос, — осторожно обронил Лео.
— Человек — лучший себе адвокат. Он способен оправдать все свои выкрутасы, хитрости, даже бесчестность и цинизм. Он и не пытается взглянуть на себя со стороны, — предположила Сильви.
— И, по-моему, лучше — не докапываться до правды в самом себе, — присоединилась к Сильви Хельга. — Так или иначе жизнь нужно прожить. Когда же я уясняю себе, что мой звездный час уже давно позади, мне становится просто страшно. Печалься в углу и думай: вся моя ценность — прошлое. Не остается ничего другого, как помахать на прощанье.
— Ну, зачем так мрачно, — возразила Урве. — Неужели мы приехали в этот уединенный дом для того, чтобы потихоньку угасать? Ведь мы надеялись взбодриться. Собирались вновь придать смысл собственной жизни.
— Миг совершенного существования как раз сейчас и наступил, — съязвила Сильви.
— Быть может, — сказала Урве и попыталась скрыть свою обиду.
Светозарный миг ее жизни был осмеян. И расплата не заставила себя ждать. Со сдержанным бесстрастием она сказала Лео:
— В действительности Сильви у нас самая старшая, хотя по паспорту она — младшая.