— Буду ждать тебя на землемерной вышке. Оттуда далеко видно. Смогу побежать тебе навстречу.
Они тихо засмеялись.
— Знаешь, Лео, — доверительно сказала Эрика. — Я всегда ходила за тобой по пятам. Я пряталась за кочками, иногда осока, как пилой, проводила по коже. Я видела, как вы перед войной с ребятами на болоте возились. Я всегда знала, где ты был, что делал. По крайней мере, летом. Я ни одной душе об этом не говорила, хотя порой готова была кричать на всю деревню: Лео приехал из поселка на велосипеде домой.
Ты и не знаешь, Лео, даже не догадываешься, а ведь я тоже была там, на виллакуском выгоне, в зарослях, когда вы с Вильмутом караулили за большим камнем.
— Когда ты была там? — испугался Лео.
— Ну, в тот раз, в начале войны, — Эрика стала вдруг немногословной.
Лео хотелось закричать на Эрику, однако он едва слышно спросил:
— Как ты там очутилась?
— Я все видела, — устало подтвердила Эрика.
Лео будто онемел. Слова, которые Эрика еще роняла, едва ли доходили до его сознания. Наконец она остановилась, начала пятиться, помахала рукой, повернулась к дому и торопливо исчезла в голых кустах вербы. Лео не помнил, как он выбрался из леса. Одно лишь осталось перед глазами: то, что по чернеющим полям бежали белые полосы изморози и эти ломкие струны готовы были в любой миг оборваться.
Кто-то теребил Лео за плечо. Где же это он! Склероз! Ах, Сильви.
Она отступает от гамака, опирается руками о ветку яблони и говорит что-то об ужине, мол, ждали, наконец она решилась и вот пришла будить его.
Лео становится неловко, что он дрыхнет тут без задних ног. Он опускает ноги на землю, пышная трава в саду приятно прохладная и сыроватая, солнце клонится к закату. Лео шевелит ступнями, мясистые одуванчики щекочут подошвы, и его вдруг охватывает давно забытая радость поры сенокоса, тело зудит, в жилах словно что-то зажурчало. Как хорошо, когда человек знает, чего ему в данный момент особенно хочется, еще лучше, если он может немедля последовать своему желанию. Ничто не мучает человека больше, чем сознание неосуществимости желаний. Лео улыбается.
— Наверное, снились прекрасные сны? — спросила Сильви.
— Я ощущаю блаженство, когда просыпаюсь от страшных снов: это было не наяву.
Лео плетется следом за Сильви в дом. Сестры успели за это время вымыть полы и окурить комнаты можжевеловым дымом — они усердно изгоняют из старого дома дух затхлости. На столе постелена свежая скатерть и стоят в ряд старинные, в фиалках, кружки, Хельга достает из духовки полное блюдо блинов.
Лео протягивает ноги под столом, прислоняется к уютно поскрипывающей спинке стула и признается: