Они сидели с Вильмутом и скучали, разговор не клеился — вдруг что-то дойдет до слуха Эрики, — дымили, вертели в пальцах рюмки, жизнь казалась постылой.
Что собирался отыскать здесь Лео?
Видимо, в силу того, что, подчас и спотыкаясь, Лео всегда оставался на ногах, он все еще смел на что-то надеяться: нечто прекрасное расплывчатой картиной маячило где-то в грядущем. Он простодушно полагал, что они в спокойный миг усядутся с Эрикой рядышком, с умилением вспомнят прошлое, озаренные воспоминаниями, постараются стать лучше самих себя, словами приголубят друг друга и придут к мысли: мы должны уметь прощать. Смешно, какое прощение может Лео предложить Эрике? Он всегда жаждал, чтобы другие врачевали его собственные раны. Как было бы чудесно, если бы Эрика грустно и умудренно улыбнулась: постараемся быть выше того, что времена и обстоятельства встали на нашем пути.
Нет, Эрика ничего не забыла и не простила. Ее резкие движения и вечная спешка — волосы знай разлетались на ветру — излучали тревогу, настороженность, даже ярость; видимо, требовалось большое усилие, чтобы не вспыхнуть разом и не расставить в свете яркого пламени все по своим местам. Эрика, казалось, была из того же теста, что и Лео, и она тоже на что-то надеялась, никак не мирилась с тем, что телега завалилась и вот-вот перевернется.
Немногословная Эрика время от времени бросала Вильмуту какую-нибудь колкость и пронзала его звериным взглядом. От неожиданности у Вильмута на мгновение перехватывало дух, но Лео понимал, что на самом деле слова Эрики обращены к нему.
Чудилось, что и дети боятся свою мать.
Однажды ночью Лео проснулся, он услышал крадущиеся шаги, кто-то пробирался в комнату, где он спал. Притворился, что крепко спит; из-под прикрытых век он разглядел неясную фигуру приближавшейся Эрики. Призрак остановился посреди комнаты, поколебался, рука поднялась, чтобы навернуть на палец прядь волос. Лео готов был закричать — неизвестно, от тоски или страха. У Лео перехватило дыхание, когда Эрика на цыпочках приблизилась и наклонилась к нему. Пахнуло духом сена и ромашки. Сердце Лео куда-то упало, он похолодел, он должен был, подавляя дрожь, не подать и виду, что чувствует дыхание Эрики и видит ее. Было бы верхом пошлости, если бы он обхватил склонившуюся над ним Эрику и привлек бы ее к себе, казалось, что за дверью стоят остальные, Вильмут и дети, так же, как Лео, затаив дыхание, — сейчас произойдет землетрясение, ржавые гвозди переломятся, дом обвалится. Мертвенно-бледная Хелле в поисках защиты укрылась за спиной Вильмута.