Старик молчал и следил за представлением. Зато старуха украдкой тронула Лео за локоть и подала глазами знак следовать за нею. Заметив нахмуренные брови своего мужа, она отвернулась, но запрету его не вняла.
Лео вышел вслед за ней в коридор, они направились по скрипучим, выщербленным половицам к окну, откуда едва просачивался свет. Она стояла к Лео затылком и шепотом говорила что-то в оконное стекло. Лео напряг слух. Женщина просила не осуждать ее. Пусть молодой человек не отвечает, если не хочет говорить правду. Ей важно знать, выдумал Вильмут родовой хутор или нет. Лео не пришлось лгать, подтверждая, что Вильмут действительно происходит из богатого родового хутора.
Позднее Лео не раз вспоминал этот момент.
Его удручало, что человек цеплялся за предполагаемый кусок хлеба. Война словно бы продолжалась, хотя фанфары победы давно отзвучали.
Больше женщина ничего не выпытывала. Лео не мог угадать ее мысли. Она просто стояла, дышала в стекло и сосредоточенно смотрела, как мутное пятно постепенно высыхало и исчезало.
Они вернулись в комнату. На столе уже играли гранями маленькие рюмочки. Вильмут твердой рукой разливал ликер, тень бутылки на стене отбивала поклоны. Лео никого из этих людей не обманывал и все же чувствовал себя виноватым. Ему захотелось рассказать всю правду. Хотелось кричать: оставьте свою глупую игру! К сожалению, он не посмел пойти на откровенность. По своему легкомыслию, естественному для его тогдашнего возраста, он еще не уяснил для себя, что ему вообще придется всю жизнь держать язык за зубами. Лишь баловни судьбы могли позволить себе откровенность.
Пожилая женщина возилась с чайником. Когда в чашках задымился чай, она с нескрываемым интересом принялась следить за Вильмутом. Тот почувствовал происшедшую перемену и еще больше напыжился.
В душе матери прорастала добрая надежда. Она хотела поверить в этот хрупкий росток. Наверное, устала от бесконечной цепи унижений. Может, наконец-то кончатся невзгоды?
И Лео тоже устал оттого, что был вынужден кривить душой.
Он осушил рюмку до дна. Вопиющая потребность быть откровенным постепенно угасала. На счастье Вильмуту. Пусть приводит свою невесту в их чердачную каморку, Лео найдет себе жилье в другом месте. Только в этом ли весь вопрос.
Вильмут разрумянился. Он был опьянен своим успехом.
Старик тоже сел за стол и отведал ликера. Видно, и ему хотелось хоть на чуточку позабыть о своей мудрости, отказаться от скептического настроя. Умные люди, как известно, завидуют простодушным и легковерным, у которых нет за плечами свинцового груза знаний. Быть может, вообще порой следует, хотя бы для разнообразия, оделять признанием сусальные иллюзии. Едва ли чистая правда в состоянии согреть человека и принести ему утешение. В то же время каждый нуждается хотя бы иногда в небольшом удовольствии. Лео понял, что у него нет никакого права осуждать друга. Возможно, этих попавших в нужду людей изо дня в день грызло сознание: мы потеряли жизнеспособность. Вильмут помог им восстановить уверенность в себе. Разве это преступление?