— Времена так изменились, былое уже отмерло, приходится самому ориентироваться, наставлений ждать не от кого, — возразил Лео.
— Мы стали высокомерными, — пожаловалась Хельга, — говорим о предках лишь в связи с хуторским идиотизмом, человеческой скованностью, ограниченностью мировосприятия.
— Но в них было больше страсти и силы! — вызывающе воскликнула Сильви.
— Кое-кто, возможно, и сражался с судьбой, а в общем-то господствовала тупая серость, рутина, — спорил Лео.
— Зато наша жизнь — ну прямо карнавал, — с издевкой произнесла Урве.
— И все же мы знаем о мире больше, чем наши прародители, — не сдавался Лео.
— И это тоже мерило счастья, — подтрунивала Сильви.
— Мы отклонились, — сказала Хельга. Она сорвала два листочка подорожника, прикрыла ими веки, откинула назад голову, чтобы солнце светило прямо в лицо, и продолжила свою мысль: — Наши предки частично уже предопределили нашу судьбу, это, наверное, и есть та истинная пуповина, которая никогда не рвется. Мы не можем стать выше себя. Через собственную тень не перепрыгнешь.
— Не слишком ли фатально? — усмехнулся Лео.
— Я согласна с Лео, — вмешалась Урве, — нельзя забывать о роли случая.
— О, да, — рассмеялась Сильви. — Хотя бы крутой поворот судьбы в жизни нашей бабушки Марии!
— А кем доводилась Мария Яве? — спросил Лео.
— У тебя нет и малейшего представления о родословном древе, — вздохнула Хельга, не скрывая возмущения. Она отбросила листочки с глаз и посмотрела на Лео.
— Мария была дочерью Явы, — быстро объяснила Сильви.
— А Йонас, — набравшись тем временем терпения, произнесла Хельга, — приходится внуком Яве. И ты, Лео, доводишься нам троюродным братом.
— А мы тебе — троюродными сестрами, — добавила Урве.
— А во главе рода стоят Адам и Ева, — поддел Лео. И опять его возмутила самоуверенность сестер, так и норовят связать его с Йонасом.
Сестры помрачнели и обиженно умолкли.
— Что же перевернуло жизнь вашей бабушки? — притворно поинтересовался Лео, он искал примирения с сестрами.
— Наша бабушка на пороге столетия перебралась из Медной деревни в город и вышла там замуж за дедушку, который тоже был вчерашним селянином, — нехотя проговорила Хельга. — Не знаю, может, и тогда людей изводили трудности вживания — да и вообще что в этом мире нового, — во всяком случае молодые решили вернуться назад в деревню. В Ляянемаа, в дедушкиной деревне, появилась возможность арендовать хутор. Поздней осенью они там и поселились. На рождество под звон бубенцов поехали в церковь: молодые впервые выехали на люди. На обратном пути у околицы их поджидали две женщины, молодая и старая, каждая из них высыпала перед санями на дорогу по картофельной корзине костей. Лошадь испугалась, вскинулась на дыбы, но все же под понукание перетащила сани через вываленные кости. Бабушка сразу догадалась, что эту злобную выходку совершила бывшая дедушкина невеста.