Ненавязчивое предложение матери Вильмута как бы подталкивало Лео выйти из дома. Понятно, ей нужно было поговорить с сыном наедине, чужие уши были лишними.
Во дворе Лео и в самом деле начал ощупывать стену, чтобы найти вилы.
— Брось, — прошептала Эрика, потянула Лео дальше от дома и взяла его под руку.
Она шла как можно медленнее.
Глаза ничего не видели, они сбились с тропки, и ветки какого-то куста скользнули по лицу.
— Как хорошо, что ты вернулся, — глухо прошептала Эрика.
— А тебе-то что, — буркнул Лео.
— Все эти годы я ждала, что ты приедешь.
Слава богу, что темнота не позволила ей заглянуть Лео в глаза. Эрика привела его в замешательство, казалось, перевернула все с ног на голову: школьник оробел перед самоуверенной женщиной. Перед глазами встала картина из прошлого: девчонка Эрика с исцарапанными коленками носится по деревне.
— Чего же это ты меня ждала, — буркнул Лео и почувствовал себя дурачком.
Эрика остановилась, положила руки Лео на плечи и поднялась на цыпочки. Волосы девушки щекотали лицо Лео. Эрика произнесла покорно, будто жаловалась на свою печальную судьбу:
— Ты уже давно прикипел к моему сердцу.
Искренность Эрики поразила Лео. Казалось, целый мир загудел и стремительно опустошил его сознание. Молнией сверкнула мысль: еще никогда никто не признавался, что пристыл к нему сердцем. Он дожил до таких лет — и все впустую. И теперь — невероятный, яркий проблеск в кромешной тьме.
Лео обхватил Эрику и прижал к себе.
Было хорошо затаить дыхание.
Они уже дошли до ворот хутора Клааси, а Эрика все не хотела уходить.
Чтобы опомниться, Лео нужно было одиночество и время.
Он пробормотал что-то об обязанностях, о Вильмуте и хуторе Виллаку.
— Я приду потом, — прошептала Эрика.
— С ума сошла, — выдохнул Лео.
Возбужденная Эрика подыскивала слова, сбивчиво объясняла, где и когда, и Лео понял, что ему следует пойти спать на сеновал виллакуского хлева.
Эрика убежала. Огорошенный Лео стоял, прислонившись к воротам. Дверь в доме Клааси хлопнула.
Лео, пошатываясь, возвращался знакомой тропкой, полы его пальто трепал ветер, опьянение и стыд сшибались в его душе. Казалось, он так и не сможет успокоиться.
Махнул рукой на опасности, закурил сигарету, к обветренным губам больно прилипала тонюсенькая папиросная бумага и рвалась. Лео жадно втягивал дым, в рот лезли крошки табака, огонек сигареты пылал в бескрайней темноте, будто горящая головешка. Пусть, кому хочется, смотрят на светящуюся точку. Пусть целятся в него хоть из десяти винтовок — Лео остановился, бросил сигарету на землю и затоптал огонек.